Песах Амнуэль - Смещение

— Спасти мир, — сказала Вита, с обожанием глядя на Алана.

— Ну… — смутился тот. — Не так пафосно…

— Спасти мир, — упрямо повторила Вита. — Ты сможешь, папа. Ты сможешь. Ты всегда уходил работать, а я смотрела тебе вслед и ждала, когда ты обернешься. Ты не оборачивался никогда. А я ждала. Иди. Тебе нужно работать. Спасать мир.

— Ну… — Алана коробило это слово. Спасти? Женская эмоция. На самом деле…

Он еще не знал, что сможет сделать на самом деле.

— Ты мне поможешь? — повторил Алан.

— Да, папа.

Вита закрыла глаза, опустила голову на подушку и, казалось, заснула.

— Спасибо, — сказал Алан и вышел.

В палату заглянул охранник, вопросительно посмотрел на доктора Шолто.

— Проследите, — сказала она, — чтобы Бербидж покинул здание клиники. Силу не применяйте. Когда он уйдет, позвоните.

— Хорошо, мэм. — Рестмар исчез в коридоре, дверь закрылась с тихим щелчком.

— Что… — прошептала Лаура. — Что все это…

— Вы сами мне рассказывали об Эверетте, — с легким оттенком осуждения произнесла доктор Шолто. — И о Вите. И о книге Бирна.

— Лиз, — с недоумением сказала Лаура, — покончила с собой много лет назад.

— И после смерти Эверетта прошло полвека.

— Не понимаю.

— Пойдемте в соседнюю комнату, — сказала доктор Шолто. — Вита спит, датчики — посмотрите — показывают норму. Пойдемте, и я скажу, что об этом думаю..

— Вы…. Поняли?

— Немногое, как мне кажется. Но все-таки…

Доктор Шолто обняла Лауру за плечи и повела к двери. Голос охранника из телефона сказал:

— Доктор Бербидж покинул территорию клиники.

— Спасибо, Джон.

Алан постоял на перекрестке. Сознание постепенно возвращалось в обычный режим. Он все еще «слышал» не свои мысли, отличая их, потому что они тянули за собой чужие воспоминания. Самосознание не существует без памяти. Личность — это, конечно, характер, привычки, умения, но прежде всего, над всем — память. Потеряв память — теряешь себя. Это смерть. Приобретя чужую память, сталкиваешь собственную личность с пришельцем, и неизвестно, кто победит.

Мысль появлялась и обрывалась. Выглядывала и исчезала. Из-за этого внешний мир выглядел объемным фильмом, куда нерадивый (а может, талантливый?) оператор вставлял лишние кадры.

Хотелось закурить. Но прежде, чем Алан успевал достать пачку «Кента», желание скукоживалось, он не курил, не любил, когда курили при нем, вкус сигареты вызывал жжение на языке, хотелось сплюнуть, но кругом были люди.

Хотелось выпить. До одури. Войти в привычное состояние опьянения, когда мысли кристаллизовались, выпадали в видимый уму, логике, разуму осадок, с которым можно работать. Но едва он нащупывал в кармане куртки флягу с бурбоном (когда, кстати, успел ее купить и наполнить?), Алан испытывал приступ тошноты. Он не пил ничего крепче полусладкого вина, да и то по праздникам в хорошей дружеской компании.

Алан перешел улицу на зеленый свет. Остановился на противоположной стороне. Десять метров пешеходной «зебры» стали своеобразной стеной, выросшей между ним и тем, кого Алан ощущал в себе еще минуту назад. Освобождение оказалось не таким уж приятным — будто сдираешь омертвевшую кожу.

«Сейчас ты помнишь все, что нужно, — сказал Алан себе чужим, но знакомым голосом. — Лишнего тебе не надо».

— Лишнего мне не надо, — повторил Алан, не осознав в первую секунду, что говорит вслух. Женщина, проходившая мимо, с беспокойством на него оглянулась и ускорила шаг. Она показалась знакомой — походка, прическа, — но это уж точно была иллюзия. Когда происходит декогеренция [4] Декогеренция — разрушение квантовой суперпозиции, при котором «поведение» квантовых объектов, прежде «запутанных», становится независимым друг от друга. , — вспомнил он то, чего никогда не знал, — реальности, бывшие в суперпозиции, разделяются, и явственно проявляют себя эффекты частичного взаимопроникновения. Да? Да. Математически ты это опишешь потом. Я это потом опишу, очень интересный эффект, но — частный, не нужно на нем зацикливаться.

Машина, подумал Алан. Машину он оставил на стоянке в Институте. В аэропорт поехал на такси. В Сан-Франциско — на самолете. Там такси до Сан-Хосе. Потом…

Зачем он это вспоминает? Машины нет, придется опять на такси. До Принстона? Нет, до аэропорта. Полет в Принстон — меньше часа.

Кошелек оказался там, где всегда, — во внутреннем кармане с клапаном. Наличных мало — десять долларов плюс мелочь, но кредитные карты на месте.

Нужно еще… Что?

Позвонить. Где телефон? Он мог забыть… Нет, все в порядке.

Сначала он позвонил Лауре. Ему необходимо было услышать ее голос, чтобы окончательно прийти в себя.

— Доктор Бербидж? Алан?

Прежде чем ответить, он вслушался. Показалось или Лаура была рада его звонку?

— Лаура, — сказал Алан, — простите, что я так быстро ушел. Мне нужно…

— Я понимаю, — перебила Лаура, будто торопилась высказаться и закончить разговор. — Мне тоже нужно многое вам сказать, но не сейчас.

«Скажите ему, что перезвоните позже», — услышал Алан женский голос, показавшийся знакомым, — он слышал недавно, но узнать не смог.

— Алан, я вам перезвоню!

— Когда? — Он хотел, чтобы она позвонила минут через пять и думала о нем, набирая номер. — Простите, Лаура, часа два я буду вне связи. Я лечу… то есть полечу, как только доеду до аэропорта и куплю билет… в Принстон. Там…

Да. Очень серьезный, если не сказать, самый важный в жизни, разговор с Ализой Армс. Если она захочет обсуждать то, что сейчас главное для всего мира… Ох… Пафос-то какой!

— Я очень жду вашего звонка.

— Хорошо, Алан.

— И еще… — Он должен был сказать, хотя и не понимал, почему. — Ваша дочь Вита… Она умница. Берегите ее.

Он сказал лишнее. Должен был сказать, но все равно — лишнее.

Алан заказал такси и стал ждать у кромки тротуара. Машина подкатила через полторы минуты.

По дороге в аэропорт Алан позвонил Ализе.

Он досмотрел новости. Все как обычно. Ведущий-мужчина рассказал об аварии на девяностом шоссе, о поножовщине в баре на Ройд-стрит и заседании Конгресса, где был провален законопроект об увеличении налога на добавленную стоимость. Ведущая-женщина поведала о цунами в Индонезии, извержении вулкана в Исландии и сильном землетрясении в Доминиканской Республике. «Интересно, — подумал он. — Мужчина говорит о делах человеческих, женщина — о природных катастрофах». Он не стал придавать наблюдению философский смысл — мелочь, не стоившая внимания. Он всегда замечал мелочи, но редко придавал им значение.

Когда новости закончились, он выключил телевизор, достал из бара початую бутылку бурбона, поставил на пол у кровати. Открыл платяной шкаф, минут пять перебирал одежду: пиджаки, брюки, рубашки. Переоделся медленно, выключил свет, сел на край кровати, допил из горла бутылку, поставил на пол. Лег поперек кровати, ноги свисали.