Александр Филиппов - Сказка без чудес

И хотя Глеб Сергеевич обиделся за весь человеческий род, виду всё же не показал:

— И… что, ваш э-э… вид, намного старше человеческого?

— На многие тысячелетия. Мы вас, людей, в развитии на пятьдесят тысяч лет, как минимум, обогнали. И что, нужны вам наш опыт и мудрость? — Василиса Митрофановна усмехнулась горько, и сама ответила: — Нет! Если бы мы не сторонились вас, по лесам да другим малодоступным местам не прятались, вы бы давно нас изничтожили как биологический вид. Как сотни, тысячи других видов уничтожили, вытоптали, затравили, сожрали…

Незаметно для себя Дымокуров увлёкся беседой, забыв об осторожности, возразил запальчиво:

— Ну и где же следы вашей стотысячелетней цивилизации? Те, что человек оставил, и не сто, а, скажем, тридцать, десять, пять тысяч лет назад, до сих пор можно видеть. Рисунки наскальные, Стоунхендж, пирамиды египетские. Таблички глиняные шумерские. А от вас-то что на земле осталось? Череп деформированный, который краевед Рукобратский в кладовке музея прячет?

Тётка вздохнула, объяснила, как несмышлёнышу:

— Да земля и осталась! В целости и сохранности. Со всем разнообразным, обитающим на ней растительным и животным миром! Какие следы в вашем, человеческом понимании, останутся, например, после дельфинов? Или шимпанзе? От слонов, тигров, голубей, аистов? Ну, ладно, это я о животных, неразумных, по вашему мнению, говорю. А вот неандертальцы. Они до вас, гомо сапиенсов, пятьдесят тысяч лет жили. И что оставили? Рисунки наскальные, каменные орудия труда. Ничего в экологии не нарушив, ничем природе не навредив. А вы, человечество, за каких-то пять тысяч лет планету едва ли не до основания разрушили, исковыряли, реки высушили, каналы прорыли, леса вырубили… Стоунхендж — это ещё цветочки. Дай вам срок — вы всю поверхность земли в бетон и асфальт закатаете, недра вычерпаете, воду отравите. Всё мусором, ядовитыми отходами своей жизнедеятельности завалите. Если не взорвёте до того к чёртовой матери!

Глеб Сергеевич заступился за соплеменников:

— Наша цивилизация развивается! У нас — научный прогресс! За те же самые пять тысяч лет мы от каменного топора до атомных электростанций, космических кораблей продвинулись! А по-вашему, надо было оставаться в лесах, ходить голышом с дубиной, спать на деревьях или в пещерах?

— Прогре-е-сс… — с презрением повторила Василиса Митрофановна. — А во имя чего? Зачем вам, людям, то, что вы научно-техническими достижениями называете, прогрессом, понадобилось? О-о, я скажу тебе, дорогой племянничек. Конечная цель всех ваших достижений, ради которых вы собственную среду обитания уничтожаете, по большому счёту заключается в том, чтобы мягко спать да сладко жрать! И при этом, в идеале, самим ни черта не делать. Ну, может, на кнопочки нажимать. — Тётка не на шутку распалилась: — Вы — цивилизация паразитов, сосущих соки из живого организма планеты, и тем самым убивающие нашу планету!

Василиса Митрофановна разволновалась, раскраснелась. Домочадцы, до того ловившие заворожено каждое её слово, уставились теперь дружно на Дымокурова, с неприязнью и возмущением взирая на него как на типичного представителя вредоносных гомо сапиенсов.

Глеб Сергеевич спохватился, вспомнив данное себе обещание не перечить и не раздражать, а потому решил снизить накал полемики, переведя разговор в иное русло:

— Ну, хорошо, Василиса Митрофановна. Из вашего рассказа я понял, что тот вид… э-э… человечества, который вы представляете, обитает на планете около ста тысяч лет. Но… чем вы занимались все эти века и тысячелетия? Может быть, мифические атланты, гиперборейцы, — это и есть вы? В смысле, представители вашего вида?

— Нет, — решительно мотнула головой тётка. — Ты приводишь в пример древнейшие, забытые цивилизации, созданные вами, гомо сапиенсами. Увы, страдавшие всеми теми же пороками, что мы наблюдаем и в вашем современном мире. Алчностью, агрессией. Стремлением доминировать. А потому изобретать всё новые орудия для войн, сражений, убийств, для удовлетворения своих безграничных, растущих бесконечно потребностей — всего того, что у вас, людей, принято называть прогрессом. Потому и погибших. А мы… мы просто жили. Как дельфины в море, антилопы в прериях. В ладу с самими собой и природой. Постигали окружающий мир, не стараясь переделать его под себя, на свой лад. Учились понимать язык животных и даже растений. Использовать эти знания в быту. Это, между прочим, представители нашего вида объяснили вам, гомо сапиенсам, что животных можно приучить, одомашнить, а не сразу сжирать. Это мы научили вас сеять и выращивать злаки — пшеницу, ячмень, кукурузу, картофель, вести селекцию фруктов и овощей. А не просто ломать, вырывать с корнем, рубить и выкапывать, а потом совать в рот и поедать всё, что кажется съедобным. Вы тогда нас богами почитали, но… потом, как говорится, оказались сами с усами. И наших представителей, сеявших в ваших душах доброе, разумное, вечное, изгнали. Некоторых казнили, перед тем, в соответствии с кровожадностью вашей натуры, изрядно помучив. Мы удалились, ушли в малодоступные места, жили незаметно и тихо, не привлекая внимания. Так вы ведь везде достанете! Вот и очередь Заповедного бора пришла. Но… нам отступать больше некуда. Это — наш последний рубеж, окоп, который мы не оставим и вам, людям, не отдадим!

Василиса Митрофановна вздохнула, и все домочадцы в унисон ей выдохнули разом, соглашаясь и потупясь сурово. А Глеб Сергеевич представил вдруг, как дворня, отрыв окопы в полный профиль и заняв оборону на опушке бора, и впрямь отстреливается до последнего патрона от наступающих супостатов, обвязавшись гранатами, под танки бросается, а что? С них, фанатиков, пожалуй, и станется!

И вновь, уводя тётушку от столь эмоциональной темы, Дымокуров, соблюдая максимальную осторожность и такт, полюбопытствовал тем не менее:

— И всё-таки не понятно мне, Василиса Митрофановна, я-то для чего вам понадобился? Зачем эта театральная постановка с мнимой смертью, наследством?

Тётка будто смутилась чуток, призналась виновато:

— Приходится, знаешь ли, Глебушка, периодически умирать. С последующим воскрешением, так сказать, в другой ипостаси. Нынче я беженка из Донбасса, у которой документы в хате сгорели, одна справка из сельсовета на руках осталась. Зовут меня по справке той Лидия Маркияновна, шестидесяти восьми лет. Родственников нет. Жилья нет. Спасибо, вот добрые люди здесь, в Колобродово, приютили… Еремей Горыныч паспорт и российское гражданство мне выправляет. Теперь ещё лет на тридцать пять — сорок этой легенды хватит…

— Но для чего? — удивился племянник. — Зачем эти шпионские страсти в ваших летах? Легенда, фальшивый паспорт…