Александр Филиппов - Сказка без чудес

Советник полпреда снял широкополую пасторскую шляпу.

Несмотря на летний зной, он по-прежнему щеголял в чёрном плаще из лёгкой ткани. Руки его были затянуты в тонкой выделки кожаные перчатки. Глаза скрыты за зеркальными, отражающими искривлённое сферой лицо собеседника, солнцезащитными очками.

Визитёр сел, не ожидая приглашения, за приставной столик. Мягкое кресло податливо вздохнуло под ним.

Барановская, подчёркивая высокий статус гостя, не заняла привычного места за начальственным столом, а втиснулась демократично, напротив, за тот же столик. Молвила, лучась фальшивой улыбкой:

— Искренне рада видеть вас в наших краях, тем более, э-э… в новом качестве!

Люций Гемулович кивнул благосклонно, неторопливо стянул с носа очки, и уставился на собеседницу своими жуткими, напоминающими кроваво-красной радужкой пулевые пробоины, буркалами. И, тщательно проговаривая каждую букву, словно на компьютерной клавиатуре печатал, поприветствовал, в свою очередь, хозяйку кабинета:

— Взаимно рад встречи, Надежда Игоревна! Предыдущая наша встреча оставила глубокий след в моей памяти. Не часто, знаете ли, удаётся пообщаться со столь смышлеными, понимающими всё с полуслова, высокопрофессиональными и целеустремлёнными представителями органов государственной власти!

— Да будет вам! — зарделась Барановская. — Вы теперь, судя по должности, в таких заоблачных сферах летаете… там, небось, сплошь мужи, преисполненные государственной мудрости!

Люций Гемулович ожёг вице-губернатора взглядом своих пылающих глаз.

— Там таких, как вы, особенно не хватает, — прервал он, ткнув тонким указательным пальцем в потолок кабинета. При этом плащ его зашелестел сухо, будто сложенные крылья летучей мыши. — Уж поверьте мне на слово, я знаю, о чём говорю.

Тщательно подбритые бровки Надежда Игоревны дрогнули от напряжения, по скульптурному, отполированному, беломраморному лбу пролегла едва заметная морщинка — хозяйка кабинета соображала судорожно, с чего это красноглазый ударился в комплементы. И решила промолчать, не демонстрировать показную скромность, подождать, куда собеседник с его витиеватыми рассуждениями вырулит. Сохраняя, впрочем, на лице смущённую от похвал улыбку.

А Люций Гемулович между тем продолжал:

— Буду с вами предельно откровенен. Там, на верху, — дрогнув обесцвеченной косичкой, кивнул он на потолок, — существует некоторое недовольство тем, как складывается ситуация в Южно-Уральской области. И это недовольство усиливается с каждым днём, перерастает в тревогу за судьбу региона. Согласны ли вы, положа руку на сердце, с тем, — опять обратив пылающий взгляд на собеседницу, вопросил гость, — что для этих тревог у президента страны, у нас, э-э… членов его команды, соратников и единомышленников, есть весомые основания?

Услышав такое, Барановская поняла мгновенно: сейчас или никогда. Вот в эту вот судьбоносную секунду ей предстоит сделать непростой выбор: с кем она? С губернатором, которому обязана всем, проистекающим из её высокой для областных масштабов должности. Немыслимой ещё несколько лет назад для провинциальной девицы с сомнительным образованием в заштатном ВУЗе, без связей и протекции.

Если с губернатором — она сейчас должна горячо отрицать претензии красноглазого и тех, кто за ним стоит. Энергично вступиться за Курганова, возразить запальчиво, что всё только что сказанное — неправда, что у региона отличные перспективы, а у руля области находится крепкий, знающий, многоопытный руководитель.

С другой стороны, всё более очевидно, что этот период её жизни заканчивается. И от того, что скажет она сейчас, зависит, станет ли вице-губернаторство лишь очередной ступенькой карьерного роста, или останется высшим достижением в её трудовой биографии? Должна ли она, как боевой конь павшего полководца, последовать за ним в могилу, или остаться жить, поменяв седока, и помчавшись вскачь к новым горизонтам и новым победам? Она же, чёрт побери, не самурай, чтобы делать себе харакири только потому, что её хозяин — сёгун, или как он там, япона-мать, называется, проиграл битву?

Всё это пронеслось в доли секунды в гладко расчёсанной на прямой пробор смышленой головке Надежды Игоревны, и, скорбно поджав губы, она кивнула:

— Вы правы. Положение в экономике, социальной сфере Южно-Уральской области не может не вызывать опасений. Здесь я с вами совершенно согласна.

— Рад, что мы поняли друг друга и нашли общий язык, — заметил удовлетворённо советник полпреда. — Откровенно говоря, у меня были опасения, что вы сейчас начнёте мне впаривать ту чепуху, что внушаете населению своего славного края, пытаетесь навесить на уши президенту. О процветании области благодаря неустанным трудам команды губернатора — отца родного для всех южноуральцев. Про успехи в экономике, в промышленности, в сельском хозяйстве. Про неустанную заботу о росте благосостояния жителей региона…

Надежда Игоревна выслушала эту тираду с каменным лицом. Прежде всего, потому, что именно она, вице-губернатор Барановская, отвечавшая за работу со СМИ, «впаривала» в массовое сознание населения тщательно подобранную и отредактированную информацию о мифических достижениях власти, «вешала лапшу на уши» президенту, составляя бодрые отчёты для федерального центра. При этом без зазрения совести манипулируя статистикой, выпячивая одни показатели, и скромно замалчивая другие.

— Учтите, — буравя собеседницу взглядом, словно лучики лазерных прицелов куда-то в переносицу ей наводил, вещал тем временем Люций Гемулович, — мы знаем всё. Потому что помимо ваших победных отчётов у нас есть и другие, объективные источники информации. Причём не только о состоянии дел в экономике и социальной сфере. Знаем, например, кто вам платил, за что, когда и какие суммы. Сколько лично вы, гражданка Барановская, кейсов с денежными купюрами в кабинет губернатора перетаскали. Знаем, но не даём делу ходу… до поры.

Надежду Игоревну эта его «гражданка Барановская» окончательно добила. Она всхлипнула, потянулась к сумочке, извлекла из неё надушенный кружевной платочек, вытерла с уголков подкрашенных глаз набежавшие кстати слезинки, затем, деликатно хлюпнув, поднесла к носу.

А Люций Гемулович рокотал обличающе:

— Вам, мелким провинциальным жуликам, шпане, и невдомёк, что государство обмануть невозможно. Что оно в лагерную пыль способно стереть любого, покусившегося на его закрома. И если этого не происходит… до поры, то это — не бессилие государства, не попустительство, а политика. А она может поменяться в любую секунду. И тогда — арест, суд, срок, тюрьма… — и завершил неожиданно. — А ведь всё может сложиться для вас совсем по-другому!