Ольга Онойко - Полудённое море [сетевая публикация]

— Лета?

Он приблизился быстрым шагом.

— Извините… — Павел Григорьевич стушевался и попятился куда-то за стойку администратора.

— Как ты тут оказалась?

— Я тут работаю, — Лета просияла. — А ты?

Вадим обернулся, указал подбородком в неосвещённый коридор.

— А там проход в ведомственную поликлинику. На осмотре был.

Лета моргнула.

— Что сказали?

— Как обычно — нервы, сердце, переводитесь на берег, выходите в отставку, — Вадим дёрнул плечом. — Как обычно. Я им не верю.

— Может, всё-таки… — заботливо начала Лета.

Он усмехнулся.

— Если я переведусь на берег — вот тогда у меня будут нервы. У тебя есть минутка?

Лета беспокойно оглянулась. Она была рада видеть Вадима, но стеснялась болтать с ним посреди рабочего дня. Столько времени прошло, а она так и не принялась за дело. Чуть ли не скандалить начала, что хочет работать… Получалось как-то совсем нехорошо и неловко.

Она понадеялась, что Павел Григорьевич её уведёт, но дедушка куда-то исчез.

— Наверное, есть, — растерянно ответила Лета.

Вадим легко коснулся её плеча. По её коже побежали мурашки.

…У Леты хватало ума понимать, что к чему. Она не знала своего отца. Мать почти не рассказывала о нём. Если у матери и были мужчины, она ни разу о них не упоминала, и отчима у Леты так и не появилось. А Вадим был старше неё на двадцать лет… Всё, что она думала по этому поводу, укладывалось в слова «ну и что?» К тому же отцов она представляла себе совсем по-другому. Отцы должны быть снисходительные, лысые и с брюшком, а Вадим резкий и красивый, как тигр…

— Я должен извиниться, — сказал он. — Я наговорил тебе… всякого, чего ты совсем не заслуживала.

— Я…

— Прости меня, Лета, — он виновато улыбнулся. — Я больше не буду.

Лета тихо засмеялась.

— Я тоже прошу прощения. Я была… в какой-то совсем глупой истерике. Помиримся?

— День начался не очень хорошо, — заключил Вадим, — но продолжился просто замечательно. Я вижу, ты торопишься?..

Лета нахмурилась, подыскивая слова.

И чуть сдвинулся в фойе института воздух: открылась дверь.

Лета оглянулась — и вздрогнула снова.

Мать была в форме. В белом кителе полудённого штурмана, таком же чистом и сверкающем, как рубашка Вадима. Жутковато было видеть их рядом… Вадим помрачнел и отступил на шаг. Лете стало зябко. Мать посмотрела на неё, и её жёсткое, как из камня высеченное лицо стало тяжёлым.

— Не буду тебя отвлекать, — вполголоса сказал Вадим, — увидимся.

Ссорились они из-за матери Леты. Мать считала Вадима недостойным человеком. Лета тогда жаловалась Вадиму по телефону и чуть не плакала, а Вадим рассердился и стал требовать, чтобы Лета приняла наконец решение и переехала к нему. Обозвал её мягкотелой…

— Марина! — поторопилась Лидия Григорьевна. — Ты в поликлинику?

— Добрый день, Лида, — сухо ответила она. — Да, туда.

Вадим прошёл мимо неё, и она посмотрела на него как на пустое место. Лета с трудом сдержала желание отшатнуться, когда мать подошла к ней.

— Я что тебе говорила? — сквозь зубы процедила она, наклонившись к Лете. — Что это такое?

— Это случайно… — струсила Лета.

— Случайно? Дура.

— Ну что тебе за дело? — шёпотом крикнула Лета. Сердце у неё колотилось всё сильнее, в глазах поплыло. Было до жути стыдно впадать в истерику на работе, но она не могла совладать с собой.

— Я тебе запретила с ним общаться.

— Ты мне всё запрещаешь! Жить запрещаешь!..

Мать пожала плечами.

— Я о тебе забочусь, — сказала она сухо. — Алкаш твой капитан, разведён и платит алименты на двоих детей.

— Ты мне пробоваться в училище запретила! — выговорила Лета неожиданно для себя самой.

Мать вдруг усмехнулась.

— И это тоже. Если ты не можешь сопротивляться мне, значит, ты не выведешь и корабль с полудня. Погибнешь сама и погубишь сотни человек. Я этого не допущу.

Лета беззвучно открыла рот. Её трясло. Что-то дёргалось в животе. Из последних сил она старалась не разрыдаться.

Из тени выступил Павел Григорьевич.

— Здравствуйте, Марина, — сказал он мягко, не то что бы официально, но как-то по-джентльменски.

Лицо матери стало непроницаемо-вежливым.

— Здравствуйте.

— Вы не возражаете, если я заберу Виолетту? — деликатно спросил дедушка. — Я ей дал поручение, надеюсь, сегодня всё будет готово.

— Иди, — коротко сказала Лете мать, развернулась и ушла в поликлинику.

Дрожь всё не утихала. Руки тряслись, колени подкашивались. Больше всего на свете Лета хотела немедленно забыть то, что случилось, сесть и начать что-нибудь делать. Павел Григорьевич довёл её до кабинета и включил древний компьютер. Завыли кулеры. Пластик от старости стал пергаментного цвета. На мониторе был — Лета не сразу поняла, что это такое — фильтр. Зеленоватое стекло в рамке.

Павел Григорьевич усадил Лету в кресло и пододвинул стул, но сам не сел.

— Извините, — сказала Лета, уставившись в пол. — Такая безобразная сцена. Мне очень стыдно. Извините.

— Что за история с училищем? — негромко спросил он.

Лета прерывисто вздохнула.

— Я хотела быть полуденицей. Как мама… А она мне запретила пробовать. Я ведь могла просто не пройти тестирование. Но она даже пробовать запретила! И курьером работать запретила. Теперь вот… С Вадимом встречаться запретила… Что она мне ещё запретит?! — Лета шмыгнула носом. Всё-таки пришлось вытирать слёзы…

Озабоченный, насупленный, дедушка перед ней переминался с ноги на ногу — и вскинулся:

— Лета! А пойдёмте чаю попьём. Тут комнатка через дверь, у нас там чайник стоит… Вы не расстраивайтесь, Леточка… Я вам сейчас совсем ненаучные вещи рассказывать буду. Может, вас развеселит… немножко.

Лета послушно встала и побрела в «комнатку с чайником» — крохотную, с парой обшарпанных школьных столов и полудюжиной жёстких стульев. Чайник казался братом древнего компьютера — тоже пластиковый, когда-то белый и ставший от возраста пергаментно-жёлтым. Павел Григорьевич открыл окно: дохнуло свежестью. Где-то рядом, кашляя, проехал автомобиль. В ветвях защёлкала птичка. Павел Григорьевич поставил чайник и положил чайный пакетик в гранёный стакан со сколотым краем.

От этой бедности и простоты, от яркой летней зелени за окном, от игры солнца в ветвях Лете стало легче. Дрожь прошла. Лета ссутулилась и глубоко вздохнула.

Павел Григорьевич уселся напротив.

— Мы все знаем простые вещи, — рассудительно сказал он, — научные факты. Гидробионты полудённых морей обладают уникальными свойствами. Из них делают лекарства и косметику. Тут я должен заметить, что делают из них не лекарства, а биологически активные добавки, потому что на самом деле они ничего не лечат. Они только придают сил, улучшают иммунитет, побуждают организм к самоисцелению — а возможности человеческого организма огромны, это факт, ничего антинаучного здесь нет. Кроме того, существует эффект плацебо, и в отношении полудённых гидробионтов он тоже проявляется с исключительной силой. Думаю, не надо объяснять, почему.