Ольга Онойко - Рентген [сетевая публикация]

Иногда спрашиваю себя: а если б я с самого начала знал, к чему это приведёт? Что бы я тогда сделал?

Но толку теперь рассуждать… Я в начале и сам человеком другим был, и других людей за своих держал. К другим советам прислушивался.

…Некоторые волшебники и колдуны специализируются на гаданиях. Шаманам порой будущее открывается. Но — всё частично, обрывочно, ненадёжно. Отдельного дара предвидения нет. Пророки только в сказках бывают. А почему? Поэтому: меняются люди.

Не всегда к лучшему.

Начиналось всё почти безобидно.

Привёз я кормов в Ульянин приют. Частью обычных, частью гипоаллергенных. Новенькие котики у Ульяны пол-приюта обстрадали со своей аллергией. Ох и несёт! С подъезда чувствуется.

Время позднее.

Я после работы уставший.

Иду к дверям злой. Чем ближе, тем злее. И тут меня мужик какой-то за рукав ловит.

Что я ему тем же часом в табло не втащил — это исключительно моей военной подготовки заслуга.

— Что? — говорю.

А он меня по имени называет.

А я-то его впервые вижу.

Вы как хотите, а меня такое нервирует.

— Вы простите, пожалуйста, Николай!

— Не прощу.

Мужик поперхнулся.

Смотрю я на него. Он — явно Светлый. И я почти уверен, что волшебник. А уверенность такая — она у нас, колдунов, на пустом месте не случается. Значит, волшебник не из последних, раз от него даром пасёт, как дерьмом от аллергических котиков.

Что ему надо от некромага без четверти полночь?

— Вы простите, — мямлит волшебник, — я по чистой случайности… я ведь спускался с Ульяной Ильинишной ругаться, запах, ну вы понимаете… а так вышло, что поговорили по-хорошему и вроде как добрые соседи теперь…

— Тебе чего надо, дядя? — спрашиваю.

Он на меня щенячьими глазами смотрит.

Но у меня к этому иммунитет выработался. Да и глаза у клирика моего Серёженьки поубедительней будут. Этот-то волшебник пузо себе отрастил уже и щёки как у хомяка. Глазки, прямо скажем, не очень.

— Николай, — лепечет, — извините, пожалуйста, вы не поможете?

— Не помогу.

Я им что, клирик Серёженька, всем подряд помогать? На шею ж сядут, ножки свесят, вези да нюхай.

— Простите… — сник волшебник, — я только совета попросить хотел.

Я плечами пожал.

— Совет, — говорю, — можно.

А что?

Совета-то мне не жалко.

— Понимаете, — говорит волшебник, — вы же некромаг, я знаю. А у нас в районе ходячий мертвяк завёлся. Задолбал уже, сил никаких нет. Ходит и талдычит: «Передайте жене, передайте жене моей». А спросишь, что ей передать, — так он не помнит. Плакать начинает и руками размахивать. Что с ним сделать можно?

— Позвоните куда следует.

— Мы звонили! — отвечает волшебник и ещё жалобней смотрит. — К нам три раза приезжали. Искали его по всему району, не нашли. Он прячется где-то. Нам и говорят: больше не станем приезжать, ловите его сами, поймаете — приедем. Тем более — он безобидный.

Я прикинул: на дворе начало марта, погода собачья. Три раза приезжали — значит, примерно в начале зимы мертвяк появился. Ясно всё, как день: и почему не нашли, и что дальше будет.

Говорю:

— Весна придёт, завоняется ваш мертвяк. Вы его по запаху найдёте. А пока не завонялся, посылайте его матом, он уйдёт.

Волшебник глазами лупает.

— А как же женщины? — говорит. — А если с ребёнком? Она ведь и не убежит от него, и матом нельзя…

— Не понимаю я таких женщин. Пусть лучше ребёнок с гнилым трупом пообщается, лишь бы матом не ругался.

Он ещё что-то сказать хотел, но тут мне Марья дверь открыла (вот уж воистину ясновидящая, я и позвонить не успел) и я от него спасся.

А там и думать о нём забыл.

До поры.

В приюте у Ульяны атмосфера тягостная была. И не в котиках дело. У котиков аллергия пройдёт через пару недель. Придут клирик Серёженька и берегиня Нелли, друг дружку зарядят перекрёстно, погладят котиков день, погладят другой — и не станет у них аллергии…

Марья у Ульяны сидела — жаловалась. Ульяна человек сердобольный, не только котика, и человека всегда обогреет и чаем напоит.

А Марью я после некоторых событий уважать стал. Железная девка, не смотри, что фитюлькой кажется. Мужества в ней побольше, чем в иных мужиках. Когда такой человек жалуется, значит, вправду ему туго пришлось. Достоин он, чтобы его выслушали.

Поэтому корм я из машины перетаскал, а после не отказался от Ульяниного чая. Хоть ночь глухая и домой мне давно пора, но мало ли, вдруг иная помощь понадобится девкам…

А Марья про сестру свою младшую, Варю, рассказывает.

Семья у них потомственных ясновидящих. Прадед их великий был ясновидец и герой. Разведчик. Ему в Твери памятник стоит и улица его именем названа. Жила в Твери семья прежде, лет пятнадцать только, как в столицу перебрались…

Сестра Варя — Марье погодок, но были они всегда как близняшки. Очень любили друг дружку сёстры, не ссорились никогда.

Обеим могущества родового досталось полной мерой. Варе — вроде как даже больше.

Только дар — это одно, а мозги — совсем другое. Выросла Варя, как сказать-то… не очень умной.

Бывает.

— В чём беда? — говорит Марья. — Она видела… всех насквозь видела. Только не понимала, когда говорить можно, а когда лучше рот на замке держать. Как ляпнет что-нибудь! И только потом понимает, что ляпнула.

— Это и без ясновидения бывает, — заметила Ульяна.

— С ясновидением — гораздо хуже.

…Пришло время Варе поступать.

Дар у неё великий, конечно, только ясновидящие экзамены отдельно от прочих школьников сдают. Под особым надзором. Не увидишь правильных ответов, знания нужны. И получила Варя свои заслуженные баллы, невысокие.

Куда деваться?

В полицейский колледж её бы с любыми баллами взяли. Оторвали бы с руками. Ясновидцы в полиции нужны до зарезу. Только не идут они туда: морально уж очень тяжело. Даже закалённая психика не выдерживает. Ведь им на преступления глазами смотреть приходится, будто свидетелям. Ладно ещё кража или мошенничество. А если убийство? Тяжкие телесные? Мало в полиции ясновидящих, и те по большей части суровые мужики. Варя, нежная девочка, не пошла, хотя звали. Можно понять.

Был в Твери другой колледж, медицинский. У колледжа — директриса, старуха древняя, ещё постарше моей прабабушки. Она прадеда сестёр лично знала и уважала. Руководила она колледжем ещё с тех пор, как не было колледжа, а было сестринское училище. Если вокруг тебя всю жизнь девочки юные, целительницы и исцеляющие наложением рук, а сама ты человек добрый и справедливый — ты и не сто, а все двести лет проживёшь.

Взяли Варю в колледж. Предоставили общежитие.

Старалась Варя, усердием брала. Дар свой училась применять обдуманно. Начала понимать, к какому врачу надо отправить пациента. Непонятные анализы разбирала и объясняла. Всё говорило, что станет она хорошим, нужным специалистом. Пусть не врачом, а только медсестрой, — но такой медсестрой, которая жизни спасать будет.