Станислав Лем - Дилеммы XXI века

Оптимист: В этом оценки на Западе действительно сильно противоречивы. А что ты думаешь?

Пессимист: Эту систему, несомненно, трудно исправить. И это по двум причинам, переплетённым, но разным. Немецкий тоталитаризм едва продлился двенадцать лет, а оставил руины и горы трупов. Докапывание до действительных механизмов этой системы – труд многих сотен историков – ещё не закончено, хотя система подверглась полному разрушению. Советская система подобна леднику, который наслаивался десятками лет, и каждый очередной слой состоял из трупов людей, их усилий, их желаний и их надежд. Каждая очередная оттепель позволяет обнажить маленькую часть этого гигантского кладбища, на котором в гробы сложили марксистскую утопию. Разумеется, никто внутри системы не может организовать «полную оттепель», ибо она продемонстрировала бы чудовищную цену и ужасную бесполезность этого предприятия, которое мы не считаем сумасшествием только потому, что оно составляет уже неотделимую часть всеобщей истории. Любые проявления оттепели, вроде известного выступления Хрущёва, приостанавливаются и остаются в определённом выбранном месте. Например, Хрущёв ограничился «хорошими коммунистами», которые стали жертвами Сталина, и при этом большинства не коснулось благо посмертной реабилитации (ибо тогда он должен был бы называть фамилии несколько недель днём и ночью без перерыва). Это первая причина неисправимости: нельзя растопить ледник трупов, потому что, хотя отвратительно это прозвучит, – не появится ничего, кроме смрада гнили. Во-вторых, все до сих пор предпринятые попытки модификации, модернизации или других улучшений системы не дали положительных результатов. В Югославии сделали ставку на самоуправление, у Горбачёва можно отчётливо заметить сходство или заимствования из этой программы в промышленно-аграрной сфере. У нас некоторое время, приблизительно во второй половине существования «Солидарности», идеи самоуправления пользовались довольно большой популярностью. Но Югославия, используя эту модель, не пришла ни к чему хорошему. Я не буду проводить детальный анализ. Факт то, что самоуправление не стало никакой панацеей от типичных болячек «реального социализма». Югославов никто не вынуждает, чтобы они производили что-либо за полцены или бесплатно для Советов, и, несмотря на это, их экономика выбивается из сил. Колоссальная инфляция, безработица, отдельные республики друг с другом на ножах, коррупция, чёрный рынок, энергетический голод. Теперь взялись за расширенную реприватизацию предприятий.

Оптимист: Разве это хорошо?

Пессимист: Смотри, если ты хочешь построить башню столь высокую, как Эйфелева, а посреди стройки опоры начинают гнуться, и ты решаешь построить башню, лежащую на боку как длинный ряд клеток, то ведь назвав эти клетки башней, ты станешь только посмешищем. Советская система централизованного планирования и распорядительно-распределительного производства и предоставления благ не может сосуществовать с рыночной системой, с её законами спроса и предложения. Частичное введение рынка – это приблизительно то же, что говорится в анекдоте о Хрущёве, возвращающемся из Англии. Там он увидел левостороннее уличное движение и говорит товарищам, что стоило бы попробовать это в СССР, но сначала пусть только 10 % автомобилей ездят по левой стороне улиц.

Оптимист: Это хорошая шутка, но язвительное преувеличение, если бы не польские свободные территории с их частной инициативой, мы бы выглядели значительно хуже, чем выглядим.

Пессимист: Наверняка, но что хорошо для доставки на рынок зелёного лука или яиц, то недостаточно ни для оптимальной реорганизации современного производства средств производства, ни для модернизации лёгкой промышленности. В настоящее время революции в технике происходят каждые 2–3 года, а не раз в 30–40 лет, как это было до середины XX века. Сейчас даже государства, которые достигли максимального развития, как ФРГ, но которые подверглись (образно говоря) «ожирению», имеют проблемы, поскольку Япония, где стоимость человеческого труда ниже (потому что жизненный уровень более скромный) инновационно оказывается впереди. Думая об усовершенствовании советской системы, понятно, что нельзя использовать микроскопические масштабы, вроде польских фирм. Скорее следует смотреть на Китай.

Оптимист: А не на Венгрию?

Пессимист: Нет, потому что Венгрия уже достигла предела эффективности, которую даёт их реформа, впрочем, только производственная, ибо вопреки неправильным мнениям Запада, в культуре у венгров до сих пор заморозки сильнее, чем у поляков. Советская реформа должна быть проведена в китайском масштабе, потому что обе страны огромны. После роспуска колхозов сельскохозяйственное производство Китая совершило скачок, и крестьяне начали не на шутку богатеть. На столь примитивном уровне развития сельского хозяйства, как китайское, освобождение от пут коллективизации привело в движение большие трудовые резервы, а остальное сделала данная крестьянам свобода выбора сельскохозяйственных культур. Но подобным образом нельзя «ослабить оковы» производства распорядительно-распределительной экономики.

Оптимист: Именно. Почему нельзя?

Пессимист: Потому что если цены не будут реальными, или не будут отражать реальной стоимости труда, не будет реальной межпроизводственная конкуренция. Ведь цены полностью произвольные, условные.

Капиталистическая модель в чистом виде, основанная на соотношении спроса и предложения, оказывается безжалостной для всех проигрывающих конкурентную «борьбу за жизнь». Прогноз Маркса о поступательном обогащении капиталистов и обнищании пролетариата не оправдался в пользу государства «умеренного капитализма». Оно создаёт администрацию, занятую таким перераспределением национального дохода, чтобы более экономически слабые не впадали в крайнюю бедность. Это перераспределение иногда осложняется тем, что охватывает растущие косвенные налоги и ведёт к увеличению налогов на производителей, но это позволяет создавать фонд пособий для безработных, для культуры (для убыточных театров, например), субсидии и т. п. Система с универсальной социальной опекой, как «сосущая помпа» встроенная в национальный доход, может работать только до определённой границы. Если пособия для безработных растут, то мотивация найти работу убывает, даже если имеются свободные рабочие места. Если стоимость лечения увеличивается, её можно покрывать только до определённой степени. Если общество стареет и если одновременно прогрессирует безработица молодёжи (это типичные недуги богатейших стран), работающие люди всё больше обременяются налогами. Выравнивание доходов разрушает мотивацию инвесторов и новаторов. Это разные порочные круги, рассечение которых требует компромиссов. Япония всё же чувствует себя сегодня лучше, чем Норвегия или Австрия потому, что японское государство богато, но жизненный уровень японцев ниже, чем у зажиточных европейцев. Однако уже и в Японии начинаются эти изменения в сфере доходов, благодаря которым традиционная иерархия профессий переворачивается: квалифицированный физический труд (например, в электротехнике) иногда одинаково или лучше оплачивается, чем труд университетского преподавателя с научным званием. В США менеджеры, квалифицированные специалисты и чиновники администрации образуют костяк живущих уверенно, меньше всего рискующих потерей социального положения и доходов. Поддерживают их большие профессиональные союзы, крупные консорциумы и прочная система государственной бюрократии (за исключением высших постов, теряемых при смене правительственной администрации). Зато остальная рабочая сила подвергается значительному жизненному риску.