Артём Курамшин - Вселенная полна потерянных кораблей [сетевая публикация]

Однако вскоре успокоился. Доживёт или нет — личное дело индивидуума. А вот, выбравшись наконец из постели и увидев двух помощников на командном мостике, гросс-командор вздохнул с облегчением. Не о чем тревожиться, когда у тебя такие преемники.

Своё место прочил, как ни странно, Бослору. Нужен свежий и смелый, — считал гросс-командор. Такой, чтобы лез на рожон, рисковал и пробовал. А Упсдоо пусть вразумляет, удерживает от опрометчивых поступков. Психология победителя, — рассуждал Венатор, признавая, что ему самому этого всегда не хватало.

Устал от жизни и всего прочего. Пора на покой, — решил гросс-командор, с умиротворением осознавая, что всё же именно он доведёт «Белого лебедя» до Новой Земли…

Взвизгнул сигнал внутренней связи, и гросс-командор вскинул вверх указательный палец, призвав оппонентов остановить разгоревшийся спор.

— Слушаю, — нажимая кнопку ответа, сказал Венатор.

— Гросс-командор! Прошу прощения за экстренный вызов, но ситуация безотлагательная! — напряжённый голос дежурного офицера.

— Что такое?

— Гросс-командор, справа по курсу корабль!

— Что-что?! — Венатор в изумлении оглядел собравшихся, будто ожидая от них ответа. — Какой ещё корабль?! — еле выговорил он.

— По всем параметрам — объект искусственного происхождения! — уверенно и не менее испуганно доложил офицер. — Гросс-командор, это — чужой корабль!..

Мирель пришла пораньше.

Она всегда приходит за полчаса до занятий. И если мальчишки и девчонки просачиваются прямиком в аудиторию и осаждают Раткироя, оккупируют кафедру, стол для опытов и вообще — всё пространство вокруг историка, то Мирель дислоцируется в фойе. Самое интересное для неё находится здесь, внутри стеклянных витрин, представлено на величественных стендах и экспозициях.

Тысячу раз девушка разглядывала масштабированные до размеров комнаты копии старых кораблей: чёрные и серебристые, гладкие и стремительные, с треногами опор, жалящими соплами и гордо задранными ввысь носами. Иногда — потерпевшие крушение, но никогда — поверженные, всегда — зовущие вдаль.

Мирель досконально изучила выполненные с разрезом и множеством разноцветных деталей модели внутреннего устройства, передающие атмосферу обиталищ первопроходцев космоса — не обязательно уютных в общепринятом смысле, но манящих совсем другим. Совершенные в своей функциональности, даже аскетичные, но сполна отвечающие потребностям пытливых умов, для которых были предназначены.

Она почти наизусть знает схемы первых межпланетных путешествий — объёмные ниши с чёрными стенками. В центре — горящее жёлтым Солнце, вокруг которого замерли песчинки внутренних планет, а на расстоянии вытянутой руки — яркие матовые шарики газовых гигантов. Пространство между ними прорезано пунктирами маршрутов околосолнечной эпохи. Мирель тут почти своя, поэтому ей разрешено запускать стенд без спроса. Когда девушка пользуется своим привилегированным положением, всё это великолепие оживает, сверкает космическими огоньками, вращается вокруг светила.

Она переходит к картам первых межзвёздных экспедиций и замирает у чёрных полотен с серебристыми линиями. Пути смелых и бесстрашных. Дороги, уходящие в глубины космоса. Здесь прямая обрывается у звезды, не достигнув, там зигзаг заплутавших… Каждый раз Мирель чувствует пробегающие по спине мурашки. Очарование до жути, всегда что-то новое.

Она видела их тысячу раз, но никак не может налюбоваться.

— А Раткирой уже пришёл?

Мирель оборачивается. Перед ней — малыш лет десяти, с большущими карими глазами, наивным выражением лица и строгой прямой чёлкой.

— Видимо, да, — ответила Мирель, указывая на открытую в аудиторию дверь.

Мальчик вытирает рукой нос, оборачивается к противоположной двери и во весь голос кричит:

— Пошли быстрей! Раткирой уже пришёл!

В фойе вваливается стайка его товарищей, таких же школьников. Шумят, суетятся, но, к счастью, довольно скоро проносятся мимо. Дверь за собой не закрывают, поэтому Мирель слышит восторженные возгласы и бедного Раткироя.

«Достанется ему сегодня!» — промелькнула весёлая мыслишка. Впрочем, как всегда. Вполне привычно: Раткирой читает лекции два раза в неделю.

На самом деле, не совсем то название. Занятия скорее практические, с демонстрацией опытов и домашними заданиями по сборке моделей. Но официально — лекции по архаичной космонавтике.

Ребята в восторге. Мирель — тоже. Её не смущает, что кружок для детей младшего школьного возраста. Просто, для тех, кто постарше, занятий нет — Раткирой говорил, что подростков древнее звездоплавание не особо увлекает. Единственная для Мирель отдушина, поэтому не стесняется сидеть за партой с девочкой, которой вполне в матери годится. Главное, что увлечены одним и тем же, а возраст значения не имеет.

Мирель — типичный изгой. Человек, живущий не в том месте не в своё время. Ей нужно было родиться на несколько веков раньше. Или хотя бы попасть на Землю. Но ни то ни другое по определению не возможно. По крайней мере, на данном этапе развития медицины и техники.

Во всём виноваты родители. Впрочем, можно ли корить в том, что дочь родилась не такой как все? И мысли обвинять или перекладывать ответственность у Мирель никогда не возникало. Так вышло. Современная наука не в силах регулировать или хотя бы угадывать врождённые предрасположенности.

Гадкий утёнок, лебедь с пораненным крылом.

— Мирель… — зовёт Раткирой.

Выглянул в фойе с целью поторопить опоздавших. Ну а кроме того, знает, что Мирель среди экспозиций.

— Мирель, долго ли тебя ещё ждать? — деланно ворчит Раткирой. — Все собрались, тебя не хватает.

Мирель растерянно улыбнулась и поспешила в аудиторию. По дороге запнулась, что для неё не редкость.

Раткирой вздыхает и демонстративно закатывает глаза — мол, как обычно.

— Когда-нибудь ты доведёшь меня — выгоню вон из группы! — продолжает историк космонавтики.

— Да-да, конечно, — фальшиво страшится взрослая ученица.

Они замерли в шаге друг от друга: Раткирой — в дверях аудитории, Мирель — не решаясь протиснуться мимо.

Разглядывает его с нескрываемой симпатией — очень уж Раткирой к ней благосклонен: нисколько не против того, чтобы посещала занятия. При случае отпускает похвалы в адрес Мирель.

Впрочем, Раткирой почти со всеми доброжелателен и внимателен — это видно хотя бы по приятному, умному лицу, по открытым жестам.

Или влюбился? Мирель лукаво глядит на историка, в живые, но немного усталые глаза, замечает начавшуюся седину в чуть взлохмаченном ёжике. Очки в тонкой блестящей оправе сползли низко на кончик носа.

Нет, конечно, просто расположены друг к другу. Атмосфера именно романтическая, поэтому и сближает. Романтика космоса, безо всяких двусмысленностей, и обоих это устраивает.