Здравко Сребров - Роман одного открытия

— Пожалуйте, дядя. Я слушаю вас с напряженным вниманием, — сказал доктор и вновь зажег угасшую сигару.

— Прежде всего, я хочу поговорить с тобой о вашем бале медиков, — тихо заговорил Гольдман. — Я думаю, что подходит… Ладно, ладно, — соблюдай молчание!.. — повысил он голос, как бы сердясь на то, что доктор слушает его молчаливо. — Я хочу, чтобы были приглашены некоторые близкие мне люди… Ага — не проявляешь любопытства! Ты дисциплинирован… Один господин и прекрасная молодая женщина!.. Ты не возражаешь? Так-с. Господин молодой ученый. Сейчас он делает карьеру. Я скажу тебе как его зовут. Дама… может быть, для тебя не представляет большого интереса, но я люблю отделывать как мастер все детали… Так — о даме… Ты не думай, юноша, что женщины уже не представляют для меня никакого интереса!.. Вижу, что ты терпелив, разумен, но знаю также, что в душе ты смеешься… дьявольские рога!.. Дама иностранка. Хороша как гранат… Каково сравнение?! Или нечто в этом роде — сейчас вы лучше знаете. А, может быть, она хороша, как может быть хороша только молодость. Теперь уже ты хочешь знать, не скрывай, о ком идет речь. Пожалуйста: о чете Белиновых. Об Асене Белинове и его жене… — выговаривая последние слова, старый делец странно облизнул углы рта и в упор взглянул в спокойное лицо доктора.

— Белинов! — приподнялся в своем кресле молодой хирург… Он несколько секунд внимательно смотрел в маленькие выцветшие глазки финансиста… — Вы что же, дядя… уже подружились с Белиновым?

— А почему бы и нет, а почему бы и нет! — огрызнулся вдруг Ивар Гольдман. — Мы друзья — да, большие…

Он проворно нагнулся, взял конфету из коробки и протянул ее доктору. Доктор отказался взять.

— Гм. Ладно, тебе не нужно… Так пригласите Белинова с женой — это мне нужно. Это во-первых… Во-вторых… Впрочем я дам тебе список остальных.

— Хорошо, — согласился доктор, сделав каменное лицо, — с удовольствием.

— Теперь другое: вышел указ о твоем назначении?

— О моем назначении? — комично поднял брови доктор, внимательно следя за рукой дяди, которая легко дрожала.

— О назначении членом фармацевтико-медицинской палаты. Разве ты не предпринимал шагов?

Щеки молодого хирурга покрылись легким румянцем.

— Черт побери, ничего не понимаю… Я не предпринимал никаких шагов. Но, — улыбнулся он вдруг понимающей улыбкой, — предприму, если нужно.

— Не нужно. Разве ты не доволен? — проницательно взглянул на него Ивар Гольдман и, в свою очередь, покраснел.

Хирург улыбнулся самым очаровательным образом.

— Я прекрасно понимаю, что у меня есть сильная заручка за спиной. Спасибо вам, дядя.

— Так — благодаришь… — уже значительно мягче проворчал дядя. — Любят тебя, вижу, женщины: ты скажи спасибо и твоей тетке… А ты это… Черти рогатые! — Совсем неожиданно вскочил со своего места Ивар Гольдман. — Да ты не обручен?..

— Вот те на… — задвигался в кресле и доктор. — Уж вы не обручили ли меня… без меня?

Ивар Гольдман облегченно вздохнул.

— Тьфу — дьявольские рога! — нет. Мне и в голову не приходит вмешиваться в твои любовные дела. А ты знаешь жену Белинова?

— А что? — равнодушно спросил доктор, снова наливая себе бенедиктину. — Трудно знать всех дам в столице…

— Кто от тебя требует, чтобы ты знал всех! Я только думал… Но, — с внезапной усталостью в голосе сказал финансист, — наш разговор исчерпан. Больше тебя не задерживаю. Ты можешь мне позвонить через несколько дней?

— Я всегда к вашим услугам, дядя, — предупредительно заявил доктор, готовясь уходить.

— Постой, — щелкнул пальцами Ивар Гольдман, — была у меня к тебе просьба, а я забыл.

Старик бросил быстрый взгляд исподлобья на доктора, он шепотом сказал раздельно, нажимая на каждый слог:

— Мне бы хоть одну ампулу… Белиновского изобретения… утопина…

Доктор пристально смотрел в глаза Ивару Гольдману. Легкая краска вновь залила его щеки и потом отхлынула.

— А может быть и все, — процедил сквозь зубы доктор.

— Все… как?

— Все ампулы.

— Умен, нечего и говорить, умен. Дьявольские рога! — неожиданно взвизгнул финансист. — Пусть будет так!

Доктор уставился на ковер.

— А что вы даете? — холодно спросил он, не глядя на финансиста.

— Женщину и командировку.

— Женщину?

— Женщина, это не существенно, не настаиваю…

— Командировка — куда?

— В Америку. В Соединенные Штаты, — спокойно сказал финансист и быстро протянул руку к коробке.

Глаза доктора загорелись. Зрачки хищно, как у зверя, предчувствующего добычу, расширились. Он глубоко вздохнул.

— На сколько времени?

— Если хочешь, навсегда. Я гарантирую тебе грандиозную карьеру.

Ивар Гольдман искоса взглянул на доктора, встал и заговорил, горячо жестикулируя:

— Куда, куда хочешь?.. В Санта Круц или Сан-Франциско? В Чикаго на Мичигане? В Нью-Йорк?.. В Калифорнию, Вирджинию, Массачусетс?.. Куда хочешь, путевка тебе обеспечена… Дьявольские рога!

Доктор встал, отвесил глубокий поклон, пожал протянутую ему руку и выпрямившись, бесшумно исчез за тяжелой, обитой кожей, дверью кабинета.

— Вот повезло… Черти рогатые! Не часто выпадает такая счастливая планида. Нужен острый глаз — не промахнуться… А мы, каиновы дети, проклятые Иеговой… в поте лица… чер… — старый делец вдруг умолк и захрипел, а голова упала на грудь.

Хрипение смешалось с тихим журчанием водной струи, которая преломлялась всеми цветами радуги на кроваво-красном фоне гобеленов. Бронзовая ящерица все так же смотрела на мраморное колено прекрасной Венеры.

Сон Ивара Гольдмана был весьма краток. В кабинет откуда-то проникала тихая музыка, которая постепенно звучала все громче и громче, пока наконец не оформилась в несколько ярких музыкальных серпантинов, заставивших старика поднять сонную голову и бросить быстрый взгляд на хронометр.

— Пора!..

Он нажал кнопку звонка. Человек в ливрее вырос перед ним, вытянутый в струнку, охваченный единственным желанием услужить.

— Машину! — резко хриплым голосом приказал Ивар Гольдман. Он закашлялся и быстро протянул руку к коробке с конфетами.

Быстро семеня ногами старый делец вышел из кабинета и спустился на подъемной машине на площадку парадного входа в здание.

У тротуара уже ждала огромная серо-синяя машина «Ройл-Ройс». Услужливая рука лакея открыла дверцу. Ивар Гольдман, злобно озираясь, опустился на мягкое сиденье. Машина с места бесшумно понеслась по блестящему асфальту улицы.

Когда автомобиль подъехал к огромному монументальному зданию с тяжелыми дорийскими колоннами, Ивар Гольдман снова посмотрел на часы.

— Пора, — едва слышно повторил он, как заученный урок.

Огромный вестибюль здания также был украшен тяжелыми мраморными колоннами. Темно-красные толстые дорожки вели к широкой лестнице. В стороне у решетки подъемника, на освещенной матовой дощечке выскакивали цифры этажей.