Здравко Сребров - Роман одного открытия

Иван Гольдман вошел в полированный ящик и в зеркале увидел отражение своей напряженной физиономии. Он саркастически усмехнулся и, ткнув пальцев в отражение, пробормотал:

— Ты им покажешь… Дьявольские рога!..

Подъемник слегка дрогнул и остановился. Чья-то услужливая рука открыла дверцу.

Ивар Гольдман быстро шел по широким безлюдным коридорам, покрытым дорожками. Мягкое освещение приятно отражалось на молочно-опаловой мраморной облицовке стен. В коридоры выходило много дверей темно-красного дерева.

Одна дверь открылась. Ивар Гольдман усмехнулся и быстро вошел в широкий зал, в глубине которого тяжелый занавес густого малинового цвета прикрывал вход в другой зал, из которого неслись плотные звуки джаза. У занавеса предупредительная рука приняла у финансиста шляпу и перчатки и он исчез в блестящем и шумящем музыкой и смутным говором, ярко освещенном зале.

В первую минуту Ивар Гольдман зажмурился от света и слегка поморщился. Он заметил лица, которые внимательно следили за ним. Он свернул в сторону, по маленькой лестнице поднялся на балкон и скрылся в обитой мягкой материей одной из боковых лож.

Разговоры, музыка, звон стеклянной и фарфоровой посуды, громкий, смех — все сливалось в какую-то странную какофонию звуков.

У Ивара Гольдмана в первый момент закружилась голова, но он скоро освоился и почувствовал себя уверенно в этой привычной для него обстановке. Он подтянулся и глубоко вдыхал опьяняющий воздух, насыщенный ароматами напитков, сигар и духов. С загоревшимися от предстоящих удовольствий глазами, Гольдман открыл дверь в соседнюю ложу.

Там у столика на колесиках, уставленного бокалами, бутылками, вазами со свежими фруктами и закусками, сидела молодая женщина ослепительной красоты. Рядом с ней сидел мужчина солидного возраста.

У мужчины была очень большая голова, сильно поседевшая, крупная внушительная фигура, с большими белыми мясистыми руками и такими же мясистыми губами, к которым он в этот момент подносил бокал вина. Господин был в темном широчайшем костюме, в который казалось бы можно всунуть двое «выгравированных» официантов, услужливо подносивших шампанское и ордевры.

— Ха, маэстро!.. — сочно прозвучал энергичный баритон господина.

Дама только улыбнулась продолговатыми зеленоватыми глазами.

— Мадам… профессор, — захлебнулся от восторга Ивар Гольдман, галантно целуя грациозно протянутую ему руку. — Надеюсь, я вам не помешал? Торопился со всех ног, чтобы не заставить вас долго ждать.

Названный профессором мужчина обнажил в приветливой улыбке крупные зубы и задернул завесу.

Профессор налил в бокал вина, и дама легким кошачьим движением передала его, улыбаясь, финансисту.

— Вы можете говорить совершенно свободно… У меня от мадам Ингеборг нет тайн. Впрочем, она говорит только по-венгерски и ни аза не понимает по-болгарски… — При этих словах великан самодовольно улыбнулся, выдвинув вперед нижнюю челюсть, довольный своим остроумием.

— Дьявольские рога… тьфу, — подавился второпях Ивар Гольдман, отпив большой глоток из бокала.

Голова у него слегка кружилась от близости женщины.

— Прекрасный кусочек, профессор. Чистый как перламутр… и — опасный как кошка. Эх, старею — завидую, рогатые дьяволы!.. — Он поклонился даме и осушил бокал. — Но знаете… так… красота действует на меня… на расстоянии… — он как бы запнулся. — Как вы это называете?.. психически… Мой мозг лучше работает, когда против меня эти дьявольские зрачки. Женщина возбуждает во мне огромную мозговую энергию, — заговорил он уже более спокойно. — Мысль начинает лихорадочно работать, как хорошо заправленный мотор. Что вы скажете об этом, профессор, каково мнение науки?

— Совершенно верно. Стареющий человек — глупеет… — снова оскалил зубы профессор. — Мало нам остается, маэстро, надо торопиться.

Ивар Гольдман посмотрел на даму и поднял бокал, но не выпил, а снова поставил его на столик.

— В сущности — вы всегда правы… А теперь перейдем к тому, что нас интересует. Как обстоит дело?

— И хорошо, и никак.

— То есть? — нагнувшись шепотом спросил Ивар Гольдман.

Женщина засмеялась и острыми мелкими зубами надкусила яблоко.

— Можете говорить громко, маэстро. Ингеборг куплена дорого, — не вмешивается в чужие дела… Музыка, джаз, фокстроты, искусственное освещение, драгоценности, деньги и шелка… Ее вселенная из шелка, ее тайны простираются до шелкового белья кровати… Теперь к делу. В моем институте нас работает четверо: я, приват-доцент д-р Ладженко, двое ассистентов: д-р Эмиль Бекриев и Овес Рудко, болгароукраинец. Женщины не в счет. Технический персонал не имеет значения.

— Испытанные люди?

— Вполне! — приврал по привычке профессор. — Я всегда тщательно подбираю и скрепя сердце расстаюсь с моими сотрудниками, — сказал с плохо скрытым самохвальством профессор. — Исключение может быть составляет Рудко. Уж очень он горяч и прямолинеен. Как работник очень хорош, но как характер… — при этих словах у профессора снова выдвинулась вперед нижняя челюсть. — Загорается как… славянин. Идея твоего Белинова здорово его захватила. У меня имеются сведения, что своим энтузиазмом он заразил и с десяток студентов. Ну, — тут профессор постарался прикрыть самодовольную усмешку, — я их поливаю время от времени холодной водой, чтобы очень не увлекались… А д-р Бекриев? — профессор опять задвигал нижней челюстью. — Ну, махнул он рукой. — Для него у меня имеются специальные приемы… Впрочем в настоящий момент он в заграничной командировке. Так что он совсем не входит в расчет.

— Все пройдет через вашу лабораторию. Ваше имя имеет большой вес — ваше слово решительное… дело тонкое… — Ивар Гольдман вдруг встал: — Изобретение меня волнует — признаюсь, — произнес он шипящим голосом. У меня имеются соображения не компрометировать идею Белинова.

— Да? — равнодушно, но со слабо прикрытой иронией, поджал губы профессор.

Ивар Гольдман встревожился. Как будто готов был уйти.

— Не сердитесь, маэстро, — я все принял во внимание. Этот молодой фантаст должен проглотить пилюлю для преуспевания индустрии. Вы что, дураком меня считаете? — как-то по детски надулся огромный профессор.

— Тсст! — поднял брови финансист. — Понял. Больше мне ничего не нужно, дорогой профессор Биловен… — И он, потянувшись через столик, крепко пожал здоровенную лапу профессора.

— Полегче, — добродушно пробормотал профессор, отталкивая руку финансиста, который напрасно старался сунуть ему в пригоршню плотно свернутую бумажку.

Ивар Гольдман быстро оправился, взял бокал, чокнулся с красавицей венгеркой, которая ласково обвила его шею белой рукой, и воскликнул: