Валерий Сабитов - Миражи мира Яви

Чёрные шары почти мгновенно сливаются в один громадный, но объединение усилий бесполезно. Громадный человек протягивает руку за пределы своего корабля, она обретает гигантский размер. И накрывает ладонью чёрный шар. Пальцы сжимаются, шар-агрессор обращается в пыль, тут же исчезающую в пространстве.

Всё быстро, просто и эффективно!

Картина исчезает, Ананда оказывается в одиночестве, в пустом небе необитаемого Марса. Экипаж долгие минуты молчит. Первым выплёскивает эмоции Ефремов:

— К-какие ж были великие в-времена! — восклицает он, — И марсиане! Вот посмотреть бы на них!

— И не только марсиане, — добавляет Демьян, — Но и земляне. И фаэты с ними вместе. И те, о которых размышлял Эрланг. Пращуры! Суперчеловечество!

Что-то спокоен Демьян, отметил Нур. По сравнению с Эрвином — слишком. Тот разволновался так, что золото глаз покраснело. Увидел силу, превосходящую фаэтовскую? И потому расстроился? А Ефремова могущество неизвестных предков, способных защитить от неприятеля Солнечную Систему, как будто и вовсе не затронуло. Он не смог увидеть живых марсиан! Вот разочарование! Непонятно…

Историческая битва завершилась. Четырёхмерная живая картинка из прошлого, заполнившая всё марсианское пространство вокруг Ананды, исчезла. От невероятного шторма не осталось и следа. Пропали звуки, запахи, краски. Мир Марса вернул обычную невозмущённую серость. Экипаж ожидает реакции Нура на увиденное.

— Нет, это не Дзульма, — сказал он, по-ефремовски потерев лоб. — Зачем нам это показали? Знание факта без понимания бесполезно.

Побледневший Демьян, неудовлетворённый словами Капитана, отбросил обычную для себя логику мысли:

— По-моему, я вспомнил, к месту. Я процитирую письмо. Иван Антонович не будет возражать? Вчера ознакомился. О высших цивилизациях. Там…

Ефремов только головой качнул. Он знал, что экипаж заинтересовался им и занят его биографией. Но как к этому отнестись, пока не решил. Демьян озвучил письмо из прошлого нейтральным, лишённым эмоций, голосом;

«Я по-прежнему занят размышлениями на три важнейшие вопроса Кармы, которые меня особенно интересуют, как палеонтолога.

1. — о нём Вы знаете — право на уничтожение вредоносных, и принципы определения — и вредоносности, и права.

2. Права на самоуничтожение, которое должно вытекать из

3. Права судить высшие силы Судьбы и Промысла.

Я прихожу к заключению, что из-за разности масштабов право судить нецелесообразность и ошибки высших миров имеем только мы — жертвы страдания в плохо устроенном мире, устроенном недодуманно «ими». Не «они», великие и всемогущие, а мы, маленькие их жертвы. И очень интересно, что я нашёл подтверждение этому сразу в двух писаниях: Евангелии от Иоанна («и дал ему Отец право Суда, ибо он есть Сын Человеческий») и в древней легенде индуизма, где говорится, что Брахма узурпировал себе право создания мира, вопреки другим членам Тримурти — Вишну и Шиве, создал его, «запустив» Махамайю (дни и ночи Брахмы), и тем самым обрёк на великое страдание свои создания, особенно мыслящие (разумные) существа рода человеческого.

И если право суда над ним остаётся за нами, купленное неисчислимыми жертвами и страданиями, тогда следует пересмотреть Карму и, может быть, право ухода из этой жизни, вольного и ненаказуемого тоже право Сына Человеческого. Это всё вопросы величайшей сложности, но если удастся хотя бы получить намёк на ключи подхода, то это — великое дело».

Снова молчание. Но уже иное, без напряжения. И неожиданно всех удивил Эрвин:

— Какие высокие вопросы ставил перед собой землянин! — Эрвин не скрывал восхищения, — Фаэты, вышестоящая цивилизация, до них не поднялась. Не захотела? Наверное, так. Отец мой не успел, вторжение помешало. Но он думал в этом направлении. Умница землянин Ефремов. Нур не ошибся в выборе. Нам на Марсе показали всего лишь кадры из ленты истории. Мудрец-землянин как-то сказал и написал: «Мудрость прошлого была или великой, или счастливой». А я считаю: и великой, и счастливой. Их нет… Для нас нет. Но и нас ведь не будет…

Ефремов расправил лацканы парадного белого костюма, на котором чернели точки, которых недавно не было. Нур удивился: неужели его достал огонь иновременной битвы? Как могли искры оттуда попасть внутрь Ананды? Ещё одна загадка! Мы там были? Не просто наблюдали? И почему досталось только Ефремову?

Иван Антонович, немного расстроенный внешней неопрятностью, сказал:

— Палеонтологию, которой я занимался всю жизнь, основал француз Жорж Кювье. От него пошло и представление о роли катастроф в земной биосфере. От Дарвина в моё время не отказались ещё, но крах его теории был неизбежен. Вот почему исчезли динозавры? Их на самом деле истребили фаэты? Но на моей Земле их не было, фаэтов! А в случайности я не верю. Теория катастроф кое-что объясняет. Сам механизм. Но причины? Думаю, опять воздействие высших цивилизаций. Как на Марсе! Он такой сейчас, потому что в прошлом случилось столкновение сразу между несколькими цивилизациями! Меня ещё интересует, такое происходит всюду? Или только на Земле и её окрестностях? Если второе, то чем она так привлекательна?

Он принял протянутую Азхарой пиалу с напитком, поблагодарил кивком, сделал крупный глоток. И продолжил:

— Мне, например, — и не только мне, — непонятно, как получилось, что цветковые растения имеют много больше видов, чем животные млекопитающие. А ведь они менее приспособлены к выживанию. Как и вся зелёная масса, в сравнении с животной жизнью. Не вымерли ведь, а развились. Почему?

Нуру понравилось: Ефремов активно «приспосабливается» к жизни на Корабле. Ведь приходится менять отношение ко многому. Земные легенды о самом себе он воспринимает болезненно. Прошлой ночью они не спали. Иван сказал, что не может представить себя в роли прототипа Фёдора Симеоновича Киврина, героя книги «Понедельник начинается в субботу». Как он вычислил, это был астроном, директор Пулковской обсерватории Козырев, начальник Бориса Стругацкого, одного из авторов книги.

— Не мог я быть таким безудержным оптимистом, — сказал, потерев пальцами лоб, Иван Антонович, — Но как в нашу здесь библиотеку попали книги, которых не было в моё и наше с тобой время?

Он уже не удивлялся, как в столь небольшом пространстве Корабля-Ананды умещается столько всего, в том числе библиотека из многих тысяч томов. Нур сказал с сочувствием:

— Они появились в моё время. Позже…

Пройдёт немного дней, и Ефремов перестанет ощущать себя в экипаже случайным, лишним. Или представителем низшей, малоразвитой разумной общности. Только бы не произошло чего-нибудь экстраординарного, сбивающего с толку. Но… «Выход на сцену» Фиргуна после очередных исчезновений, как всегда, неподражаем. На сей раз он предстал в одежде земного священника. И заговорил юношеским, незрелым тенорком: