Валерий Сабитов - Цитадель

Леран летел не торопясь и слушал Эйбера. Вождь фаэтов говорил без внутренней убеждённости, мыслеинтонации заставляли думать о недосказанности, о существовании и других причин мировых катаклизмов. …Ведь состояние людей, — это и их отношения с фаэтами.

Леран определил примерное содержание беседы с людьми и решил не скрывать из неё ничего от Правящего Совета.

— Ты почти не знаком с древней историей Земли. Начну с известного тебе, с недавнего. Кемет, Чёрная страна, или просто Земля, названная свежим именем Египет, первые тысячелетия развивалась в соответствии с нашими рекомендациями. То была эпоха до Древнего царства, неизвестная людям сегодняшнего времени. Но всё изменилось не по нашей вине. Присущее землянам стремление к язычеству усилило внутриобщественные негативные тенденции. Мы пытались помочь, но даже жрецы отвергли наши предостережения. Иллюзия всезнайства, гордыня за чужое, не позволили им увидеть собственную ничтожность. Мы не стали настаивать, принцип невмешательства в дела иного разума не позволил.

Скорость перемен на Земле неуклонно растёт. Если Кемет-Египту до полного краха понадобилось несколько тысяч лет, то последующие государства укладывали свою историю в сотни, а теперь и в десятки лет. Последние годы земное сообщество вступило в полосу крайней неустойчивости, в эпоху непрерывных перемен.

Последняя наша попытка открытой коррекции, — утверждение культа единого божества Атона. Но переворот Эхнатона не смог перевернуть разболтанное сознание. Земляне весьма успешно, весьма быстро заменяют традиции истины на искажающие её иллюзии. Идёт подмена правды на откровенную ложь, вплоть до антипоставления. Видимо, Арни прав, — у землян псевдоразум, и мы сделали ошибку.

Арни вступил в передачу без паузы:

— Самое сильное в землянине: внутренние силы распада. Тебе ли не знать: хорошо устраиваются у них только грязные души. Удержаться от преступлений в таком мире очень трудно. Земляне — все преступники.

Леран завис на высоте десяти метров над каменной полосой, отделяющей зелень Цитадели от подножия гор. Открытые и не закрывающиеся входы в скальные пещеры, темень внутри. И около ста мужчин в одинаковых одеждах: вязаные из грубой шерсти покрывала с отверстиями для головы и рук. Внимание привлёк один, стоящий в одиночестве. Голый череп, курчавая седая борода с редкими чёрными нитями. Старик опирался на деревянный посох и смотрел на Лерана спокойно и насмешливо. Как мудрый отец на непослушного ребёнка, совершившего очередную шалость.

Вот так! Пусть видит Арни и другие: квазиумный, предрасположенный к преступлениям старый землянин смотрит на высшее существо с явной снисходительностью! Наивность? Ведь этот человек живёт в Цитадели достаточно долго, чтобы узнать разницу между собой и фаэтом! Или старчески-детская непосредственность? Леран отогнал волну возмущения, исторгнутую Арни. Пусть смотрит, он давно не видел мир другими глазами.

Ещё год или два назад Леран Кронин выразил бы почтение стоящей рядом старости, а сейчас смотрел на неё сверху вниз, как некое божество, спустившееся с неба.

— Я выбрал для беседы вас и рассчитываю на взаимную откровенность, — сказал он, опустившись на щебень перед старцем.

Седобородый не шевельнулся, не изменил выражения лица. Будто перед ним стоял не фаэт, а действительно расшалившийся ребёнок, ещё не знающий, что делать с новым даром, с умением летать. Смотрел он прямо, не отрывая взгляда от глаз Лерана. Прошло около минуты, пока он сказал:

— Второй раз за свою жизнь я стою рядом с золотоволосым, желающим со мной говорить. Впервые такое случилось, когда я завершил путь в Шамбалу.

Было очевидно: старик совсем не считает его, как и других фаэтов, высшим существом. Просто он смирился со своим положением, с действием превосходящей силы. Но силу он никак не ставит рядом с разумом.

Леран признал, что немного растерялся. Он не знал, с чего начать разговор. Землянин выручил его.

— Поздравляю вас с прибытием в Шамбалу. Давно тут не было пополнения.

— Откуда вы можете знать, что я здесь впервые? — удивился Леран.

И услышал внутренний смех, рассчитанный на то, что его услышат. С этим землянином можно было говорить без слов. И так, чтобы никто их разговор не контролировал.

— Кто вы? — спросил он с любопытством.

— Бортников Игорь Всеволодович. Фамилия роксоланская, имя варяжское. Вам знакомы такие определения? Профессор философии одного из российских университетов. В той жизни…

«В той жизни… — повторил про себя Леран, — Так и я мог бы сказать».

И задал следующий вопрос:

— Сколько вам лет? И сколько из них вы в Шамбале?

— В обители высшей мудрости время течёт по-иному, — иронически улыбнулся землянин; морщины разбежались у глаз, — Вам доложить по земному счёту или по вашему?

Леран уже понял ответ; главным были не цифры, а отношение к ним.

— Чем вы здесь занимаетесь? Смысл этой жизни?

— Не знаю. Раньше думал, что служу людям. Даже чувствовал себя великим человеком, учителем многих.

— Махатмой… Что послужило причиной перемены мнения?

— Надо ли говорить?.. Но отвечу, если есть вопрос. Нам, — старик качнул головой в сторону своих сограждан, стоящих по-прежнему неподвижно, — Нам дали возможность влиять на людей мыслью. Но вместе с тем ввели на неё цензуру. Ведь вы используете и пропускаете только то, что сами считаете приемлемым. Вы считаете! Не я, не все мы, которые здесь. И не те, для которых…

— Фаэты не имеют права на цензуру вашей деятельности? Так я вас понял?

— Так. Поклоняющиеся идолам не могут быть истинно разумными.

«Смело! Слова Арни, только по обратному адресу. Молодец Бортников Игорь Всеволодович. Если только он прав относительно идолов».

— О каких идолах ты вспоминаешь?

— Вы поклоняетесь лотосу, как и египтяне. Где они теперь? Напомню слова Иезекииля:

«…отвергните каждый мерзости от очей ваших и не оскверняйте себя идолами Египетскими…»

— Имеющий уши услышит.

«А ведь он не считает судьбу фаэтов независимой от судьбы землян, понял Леран и поразился тому, что не противится этому тезису, готов с ним согласиться, — И кто кого проверяет: я его или он меня?»

— Что привело вас в чуждый для вас мир?

— Меня увлекла сказка, — легко улыбнулся Бортников, показав молодые зубы, — Я был почти юн и глуп. И пошёл искать чужую мудрость.

— А здесь её не оказалось? Той, что нужна была?

— Ты хотел откровенности, — озорно тряхнул бородой экс-профессор философии, перейдя на ты, — Чему же удивляться? Ты ещё молод, из новообращённых. Свежее дитя лотоса… Удивление пройдёт, и станешь как все… Хотя, может быть, и нет. Я вижу в тебе живую боль. Потери, страдание… Твои собратья не позволяют себе подобных слабостей. Ты думаешь сердцем, как кому-то помочь… Твои соплеменники не нуждаются в помощи. Считай это причиной моей откровенности. А не собственное желание.