Валерий Сабитов - Цитадель

Эрнест вспомнил проповеди Лу Шаня о том, что человек должен строить свою жизнь таким образом, чтобы заслужить место на лотосе поближе к Будде, и поёжился. Не дожидаясь, пока Лу Шань начнёт распространяться о пользе терпения и благотворности испытаний, он сказал:

— Только не говори нам о Сутре Лотоса или Цветке Закона. Это я слышал. В одном ты прав: мы с Лией не хозяева своей жизни. Видно, нами руководят твои мудрецы. У прочих людей, — другие руководители, у них нет в родственниках многоучёного ламы, приблизившегося к Шамбале, — несмотря на гнев, Эрнест заметил, как дрогнули при этих словах опущенные веки Лу Шаня, — Вот уже несколько лет наша жизнь непредсказуема, полна угрожающих случайностей. Чем дальше, тем хуже. Теперь, — совсем край, ни жилья, ни денег. Видимо, зло твоей Шамбалы действительно непобедимо.

Лия обеспокоенно взглянула на Эрнеста и предостерегающе покачала головой.

— Всё, что случилось с вами, — между тем спокойно заметил Лу Шань, — Было предопределено вами же. Завтрашний день делается вчера и сегодня.

— Прекрасно! — развеселился Мартин, вмешательство Лии подействовало на него, — То ты утверждаешь, что мы бессильны перед чужой волей, то с такой же лёгкой уверенностью заявляешь, что мы сами виноваты в наших бедах! Тут как ни крутись, конец один. Как же добиться спокойствия?

— Оставаясь в мире, никак, — сказал Лу Шань, не признавая обнаруженного в его словах логического противоречия, — Невозможно учесть все последствия своих поступков. Выход один, — довериться более высокому разуму.

— Следовательно, при всём желании не избежать того, что называется роком? И судьба будет продолжать играть с нами в кости, утаивая правила игры? Или нам всем втроём в монастырь?

Лу Шань словно не слышал вопросов Мартина.

— Над всей землёй, над водой и сушей, — плотная пелена сотворённого людьми зла. Сверх меры накоплено. Следует ожидать мировых потрясений и всеобщих несчастий. Их не избежать и в монастырях. Надежда достанется немногим. Тем, кто разумом подчинится всеобщему закону. Остальные поднесут к губам чашу отчаяния.

— Образ сколь поэтичен, столь и непонятен. Уж слишком… Чем виновата Леда? Ты помнишь её? Спасибо твоим собратьям, община приютила её. От разума Леды не осталось и четверти. Как ей накануне новых бедствий осознать то, чего не в силах понять человек здоровый? У Леды одна опора в жизни: мы с Лией. Я, Эрнест Мартин, привык действовать сам. И вот, впервые не знаю, что и как делать, чтобы защитить Лию и Леду. Да и себя.

— Каждый защищает себя сам. У каждого свой путь, — Лу Шань не терял присутствия духа, — Бывает, мы блуждаем в тумане ошибок. В такие дни необходимо отрешение. Чтобы очиститься от мусора, мешающего видеть…

— Но как это сделать нам? — мягко спросила Лия, опережая готового взорваться Мартина.

— Удалитесь от людей, загляните в глубины самих себя. В себе найдёте то, чего не можете отыскать вокруг… Отбросив эмоции, они не помогут.

Они вернулись к чаю; к общему пониманию ещё предстояло идти.

Через несколько минут Лия коснулась рукой расписного рукава Лу Шаня; она первой поняла, что молчание начинает мешать.

— Дядя! Если есть Шамбала, и в ней живут мудрые золотые люди, то я знаю, кто они…

Услышав о Шамбале и золотых людях, Мартин поморщился, но промолчал.

— Они, — потомки богини Гуань-инь, спасительницы от бед. Будем же рассчитывать на её высшее милосердие.

Лу Шань с нескрываемым удовлетворением склонил бритую голову ещё ниже. Эрнест понял, что разговор грозит уйти в сторону, далёкую от насущных перспектив, и вмешался.

— Лу Шань, вспомни Лерана Кронина, — лама склонился ещё дальше, макушка головы остановилась напротив чайной чашки, — Ты его знаешь с Сент-Себастьяна. Хоть и юн, но очень яркий, интересный человек. Мы с Лией потеряли всех своих друзей, но надеемся, что Леран остался жив…

Он серьёзно интересовался религией. И старался жить без проступков, единственный среди нас. И тем не менее, его постоянно преследовали беды. Так вот, Леран говорил, что буддизм, — совсем не религия, а абстрактно-философская система мира с элементами веры. Не обижайся, Лу Шань, на прямоту, я по-другому не умею, а хочется понять. Ведь в буддизме не предусмотрено места Богу. Несколько будд, один из них главный, боддисатвы… Каждый человек может просветиться и стать буддой. Ну подумай: разве религия без Бога, — не безбожная религия? А безбожная религия, — вовсе и не религия, а какой-то абсурд. Не так ли?

Лия молчала, стараясь понять, куда клонит Мартин. Лу Шань распрямился и сидел с закрытыми глазами, слегка покачиваясь вперёд-назад. Эрнест продолжал.

— Если я не прав, объясните мне. Я говорил с Лераном много, времени на яхте было достаточно. Будда, то есть и я в возможном будущем, вечен и независим от мира. Почти как Бог. Но ведь миром буддистов правит закон кармы. У этого правителя нет лица, нет имени, он не живой! Нечто безличное, неживое, абстрактное до небытия создаёт Вселенную и руководит живым миром? И Разумом! Какой-то сверхфизический или сверххимический закон установил мне правила жизни и спасения от неё! Откуда он такой взялся? Не слишком ли?

После недолгого молчания Лу Шань по-прежнему спокойно, но очень серьёзно сказал, не касаясь прямо заданных вопросов:

— Мы входим в область, где трудно ориентироваться с помощью привычных нам понятий. Что мы можем знать о первоисточнике всего сущего? Священные откровения, то есть истинные знания, приходят к нам от тех, кому они даны для хранения. Хранители священных знаний, — наги, то есть драконы. Но драконы только стражи, они подчинены Правителю страны Алмазной Колесницы, известной нам под именем Шамбалы. Древние чистые люди видели дворец Правителя, окружённый восемью снежными горами, подобными лепесткам священного лотоса…

— Вот! Теперь ещё и драконы! Долой пророков, да здравствуют динозавры! — весело воскликнул Мартин; мрачность оставила его, странный разговор с Лу Шанем помог ему и расслабиться, и собраться, — Вот когда я своими глазами увижу одного из них с книгой в пасти, тогда поверю всему, что ты говоришь. И стану правоверным буддистом сразу всех сект. А пока этого не случилось, вернёмся к нашим сегодняшним проблемам.

— Торопливость, — мать всех заблуждений. Я понимаю твоё недоверие, — лама остановил качание тела и снова склонил голову, — Попробуем поразмышлять. Вспомним лунный календарь, составленный во времена, уходящие за завесу несчитанных столетий. Ведь начинается новая эпоха: текущее тысячелетие открылось годом дракона. В двенадцатилетнем цикле использованы образы мыши, быка, тигра, зайца, змеи, лошади, овцы, обезьяны, петуха, собаки, свиньи. И, — дракона! В реальности первых одиннадцати животных ты не сомневаешься? Отчего же отрицаешь существование двенадцатого, помещённого без оговорок в один ряд с ними? Только потому, что не знаешь тех, кто его видел? Но ведь миллиарды людей никогда не стояли рядом с живым тигром, а Всё-таки не сомневаются в его существовании. По неполным костям воссоздают облик ящеров и считают, — такими они и были. Знание и вера учёных перемешаны с неверием и недоверием…