Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

Алгоритм приятия решения командиром восхитил гениальной простотой и применимостью в любой области бытия. Красиво нанести на карту то, что нравится, — приятнее ужина с палтусом. Задачи полка, дивизии… Задача дня в наступлении… Так родилось понятие «задача жизни». Комбат долго смотрел на меня и серьезно сказал:

— Ну, ты и выдал, сержант! Даю ценный совет: держи такие открытия при себе. Тогда — далеко пойдешь…

Совет принял, но смысла его не понял. Начальство не любит слишком умных? Нет, тут что-то другое… И как он смотрел! Будто и не он смотрит, а я на себя сам… Только очень взрослый, умудренный ошибками и поражениями. Я тогда головой тряхнул, чтобы снять наваждение.

И откуда это все происходит? Слишком сложно, не понять. Ведь даже загадки-нестыковки моей биографии как-то взаимосвязаны. Никакого хаоса, нагромождения случайностей. Но не знакомое же мне Нечто творит судьбы людей?!

Сэм, Леон и я стали востребованной бригадой по художественному оформлению. Учебные классы на кафедрах, ротная Красная комната, стенгазеты и все такое прочее. Военный округ объявил конкурс на лучшую стенгазету в связи с какой-то годовщиной. Обычно мы работали втроем. Не спеша, без лишнего энтузиазма. Выходило не хуже, чем у других. Но и не лучше. Держали уровень. Но тут получилось, что Сэм и Леон отсутствуют. Понял я ситуацию одновременно с комиссаром батальона и командиром роты. И когда меня вызвали в канцелярию, уже знал, зачем. И на вопрос, справлюсь ли один, на секунду закрыл глаза, представил себя за работой и объявил:

— Да, мой капитан! Легко!

Он усмехнулся по-своему: левый край губ чуть ниже правого. В глазах отразилось синее небо одной из сказок. Подвести — немыслимо. И я добавил:

— К утру газета висит. В наилучшем варианте.

Как я представил себе перед работой, так и вышло: газета получила первые места по всем номинациям. В глазах ротного я вырос еще на голову. Но радоваться, оказалось, рано.

Агрессивный холод вновь сгустился поблизости. И почему? Действую в интересах Империи, выполняю поручения наилучшим образом. Чьи чаши переполнились? Конечно, каждый — раб своей Лампы. Один я безламповый. Неужели это основание для того, чтобы показать мне, где рукав пришивается? Такое ощущение, что сквозь глаза однокурсников смотрит сама Тьма. Неподвластным ей оставается командир роты. Но у него обострились личностно-семейные проблемы. А тут еще национальный обычай тушить костры водкой… Но он занимает высшую планку в рейтинге командиров. Пока ему прощается.

Для очередного натиска Тьма выбрала двух друзей-Толиков. Толики критически оглядели стенную газету и меньший ростом, — впрочем, и больший пониже меня, — громогласно заявил:

— И что тут выдающегося? Куда смотрела комиссия…

Больший Толик хихикнул. Стою рядом, пытаюсь понять, чего они добиваются. Ведь оба практичные, суперразумные. У обоих на носах бракосочетания. В приданое — отдельные дома с приусадебными участками. Вокруг образовалась толпа, склоняющаяся к критическому мнению Толиков. Я вспомнил день и бессонную ночь: ведь пришлось не только писать-рисовать, но и подготовить самому все статьи, в том числе передовую за ротного. Кто еще способен на такое? И отреагировал неадекватно, именно так, как желал невидимый провокатор.

— Вы, мужики, кто, искусствоведы? Редакторы? И что-то тут соображаете?

Меньший Толик оскорбился. Мелкие всегда злее крупных. В десантуру надо брать именно мелких и злобных. Они если вцепятся во вражескую конечность, то всё — пассатижами не оторвать. Вот: он подошел вплотную, блеснул глазками по-волчьи, и с дрожью в голосе сказал:

— Пристроился за нашими спинами! Красишь-малюешь, а мы на полигоне окопы роем…

Впервые я пожалел, что отдал должность Серафимычу. Толики из моего отделения; будь я командиром — и не вякнули бы. А хвалили бы газету пиететно-подобострастным дуэтом. Во мне шевельнулся возмущенный императив, я махнул рукой и меньшего Толика снесло к стене под предмет раздора.

Через полчаса он принес заявление в молодежную организацию Партийного Резерва. И вечером руководящее бюро пригласило на экзекуцию. Конечно, в Красную комнату, которая на треть — дело моих рук. Уж тут я не в гостях, как они, члены бюро. И потому, не ожидая осуждения за происшедшее с Толиками, произнес речь, отразившую все мое негодование. И заклеймил в ней неграмотность и невежество. Сказал что хотел и вышел. Бюро так и не пришло к какому-нибудь решению. Вторично они едва ли рассмотрят этот вопрос. Толики с сочувствующими разочаровались и упали духом. А я сделал вывод, что темная сила еще не взяла верх. Свежий рапорт об отчислении из Института писать рановато.

Так, от случая к случаю, в шатком равновесии плюсов и минусов, текло прерывистое время. До выпуска оставался год с небольшим. Начался отбор кандидатов в Партию Авангарда. Квота — пять процентов выпускников военных институтов. Разнарядка вне добровольной инициативы. Кандидаты определяются сверху. Подошел секретарь Резерва и сказал:

— Валера, пиши заявление. Ротный приказал. Да и комиссар…

Думать тут нечего. Сам комиссар! А приказ ротного, — все равно что указание отца родного. Ясно — сработала воля, исходящая отнюдь не от Темного Нечто. От меня ничего не требовалось, комиссар подготовил необходимые рекомендации. А знание Устава да Программы, обоснование мотивов вступления, — детская игра. Прошло не сложнее, чем вступление в восьмом классе в ряды молодежного Резерва. Тогда без объяснений приказали принести фото три на четыре. После чего я привычно заболел. Потом кто-то вручил билет и наказал:

— Не потеряй только. Проблем не оберешься.

Проблемы кому нужны? Так я научился крепко хранить документы. Бдительность и еще раз бдительность!

Но Тьма, невидимо-неслышимо, сгущалась. На выпускном курсе наступила свадебная пора. Свадьбы начинались в ресторанах, продолжались в домах и на квартирах. Плюс промежуточные застолья малыми и большими отрядами. Без пятисот миллилитров на человека за стол не садились. Пользуясь привилегированным положением, после таких ночей я отсыпался в казарме.

Закончилось и странное состояние — сержант без отделения. Как-то само собой… Расстроило одно — потеря надбавки за звание. Пришлось усилить практику разгрузки ночами вагонов на железнодорожной станции. Отряд после отбоя переодевается в спортивную форму и преодолевает бетонный институтский забор. Уголь россыпью, цемент и соль в мешках, ящики мороженой рыбы… Пашу за двоих, а потому после трудовых ночей считаю вправе отоспаться. Ротный меня в такие часы «не замечает».

«Великолепная десятка» теряет единство. Внутри действует имперская установка на достижение личного превосходства. Даже секретарь Резерва Шепель, умеющий не задевать острых углов, не избежал неприятностей. Друзья-земляки, Скирда и Чика, поочередно постарались начистить ему физиономию. Не удалось, но накал зависти-злости не пригас. Я в позиции наблюдателя, пытаюсь выявить скрытые пружины… Зависть сама по себе бесцветна и безвкусна. Наполняется в зависимости от стремлений: поднять себя на уровень превосходящего тебя в чем-то или принизить его до своего ущербного положения. Второй путь приводит к ненависти и попыткам унизить интеллектуально либо физически. Завидующий всегда слабее объекта зависти, вот и консолидируется с подобными.