Гораций Голд - У финишной черты

Она вырвалась и вскочила.

— Нет! Их работа — она и моя тоже. А, может, даже и больше. Они не держат здесь никого против его желания. Я остаюсь, Клокер, потому что я этого хочу.

Он рассерженно схватил ее и взял на руки.

— Ты возвращаешься со мной, я сказал! Если не хочешь, заставлю, понятно?

— Как? — спокойно спросила она.

Медленно и, словно обманувшись в своих ожиданиях, он вернул ее на землю.

— Попроси, чтобы они отпустили тебя, малышка. Нефтяной Карман сказал, что поставит для тебя мюзикл. Ты же всегда хотела славы и успеха…

— Больше нет. — Она поправила платье и пригладила волосы. — Что ж, мне пора. Любимый, я хочу дослушать оставшуюся часть лекции. Увидимся, если ты захочешь остаться.

Он сел и угрюмо наблюдал, как она, грациозно двигая бедрами, направляется к Центру. У нее всегда была соблазнительная походка: профессиональный навык. Однако он заметил другое — Зельду словно подменили, она стала более спокойной и безмятежной.

Клокер нашел ответ на вопрос: что кататоники получали за свою работу. Теперь было ясно — все дело в самой изощренной лести и гипнотическом воздействии. Вот и вся плата.

Но что эти скользкие пришельцы получали взамен?

КЛОКЕР вызвал Барнса, оставив сообщение в окошечке Центра. Тот вскоре явился, покинув лекцию для исследователей со своей планеты. Сейчас на его лице скорее читалось сдержанное любопытство, нежели отеческая доброта. Клокер вкратце, и не скрывая горечи, передал ему разговор с Зельдой, после чего спросил прямо: что они, пришельцы, рассчитывают получить с него.

— Мне кажется, вы и сами в состоянии ответить на это, — сказал Барнс. — Ведь вы тоже в некотором роде ученый. Вы определяете вероятности в забегах, основываясь на наследственности лошадей, результатах их предыдущих состязаний и многих других факторах. Чтобы оперировать такими сложными параметрами, нужны особые способности и мастерство. С той же затратой сил и энергии, разве вы не смогли бы заработать больше в каких-нибудь других областях?

— Я думаю, да, — сказал Клокер. — Но мне нравятся скачки.

— То-то и оно. Единственная форма выгоды, из тех, что приняты у людей, и которую мы разделяем — это стремление к знаниям. Вы используете свое умение, чтобы предсказать результат соревнования, которое вот-вот начнется. Мы, в свою очередь, посвящаем наши записи этим гонкам, которых вот-вот не станет.

Клокер грубо схватил пришельца за ворот и придвинулся к его лицу.

— Думаете, я попадусь на этот крючок? Оставьте ваши россказни кому-нибудь другому!

— Я не понимаю, — изумленно воскликнул Барнс.

— Слушайте, предположим, все так и есть. Допустим, вы те самые добродушные парни, которые действительно задумали все это из благих намерений, потому что вбили себе в голову, будто мы собираемся уничтожить сами себя.

— О, да, — мрачно кивнул Барнс. — Вы сомневаетесь в этом? Вы искренне верите, что ваше самоуничтожение можно предотвратить?

— Я уверен, что его можно остановить. Но у меня такое впечатление, что вы этого не хотите. Вы только лишь желаете подстраховаться, собирая отдельных людей, чтобы скоренько получить от них информацию, пока не случилось глобальное кровопролитие.

— А что еще мы можем сделать? Мы ученые, а не политики. Кроме того, мы неоднократно пытались распространить среди вас предупреждения, но нисколько в этом не преуспели.

Клокер ослабил хватку и выпустил Барнса.

— Отведите меня к вашему президенту или специальному уполномоченному, или кто там у вас заправляет этим сборищем. Возможно, мы сможем вместе что-нибудь придумать.

— У нас есть совет директоров, — ответил Барнс. И добавил с сомнением: — Но я не вижу…

— Вот только не надо. Просто отведите меня туда и позвольте мне с ними поговорить.

Вздохнув, Барнс покорно опустил плечи. Он повел Клокера в здание отдела Администрации. Там, в большой комнате со стенами с витражами, за длинным и огромным столом, в тяжелых креслах заседали люди, казавшиеся столь же солидными и почтенными, как сама мебель. Клокеру подумалось, что эти пришельцы будто нарочно имели такой облик, — да еще вся декорация была им под стать, — только для того, чтобы произвести впечатление на клиента. Что-то подобное он встречал в некоторых букмекерских конторах, где умели мастерски жульничать.

МИСТЕР Кэлхун, тот тип с длинной белой бородой, оказался председателем совета. Увидев Клокера, он изобразил сожаление.

— Я опасался, что возникнет проблема, — сказал он. — Я голосовал против вас, и хочу, чтобы вы это знали. Мои коллеги, однако, посчитали, что вы, как наш первый добровольный партнер, могли бы подсказать новые методы, но теперь я вижу, что был прав.

— Но, что, если он знает, как предотвратить их исчезновение… — начал доктор Хардинг, тот, который принимал людей с приветственной речью.

— Он ничего в этом не смыслит, — решительным басом заявил тип с несколькими подбородками. — Человек — самое деструктивное доминантное существо, с каким мы когда-либо сталкивались. Он разграбил собственную планету, уничтожил множество низших видов, крайне важных для его собственного существования. Он угнетает, притесняет, он развращен и жесток — и это самый печальный факт во всей Вселенной.

— Поэтому его достижения, — возразил доктор Хардинг, — заслуживают особого признания!

Клокер не выдержал.

— Может быть, вы бросите трепать языком, и позволите мне вставить хотя бы словечко?

— Простите, — сказал мистер Кэлхун. — Пожалуйста, можете говорить, мистер Локк!

Клокер уперся в стол костяшками пальцев и наклонился к сидящим.

— Я должен верить вам на слово, хоть вы и не люди. И, возможно, вы не поверите мне. Я никогда ни о ком не заботился, кроме себя и Зельды. И тем не менее, я вправе назвать себя человеком. Все, что я хочу — это жить и не мешать жить другим, и стараюсь следовать этому правилу. Таких как я, называют обыкновенными людьми. Многие из моих лучших друзей — обыкновенные люди. Задумайтесь об этом. Никто из них не хочет исчезнуть, и даже если это произойдет, в этом не будет нашей вины.

Некоторые из его слушателей сочувственно закивали, соглашаясь.

— Я почти ничего не читаю, кроме спортивных ведомостей, но я знаю, что можно сделать, — продолжал Клокер. — И это неправда, утверждать, что в любой стране все решают деньги. Мы хотели бы остановить войны ради будущего всех нас. Мы, маленькие люди, вынужденные воевать и умирать. Да и среди крупных шишек таких найдется немало. Но мы не можем ничего сделать в одиночку.

— Это лишь подтверждает нашу точку зрения, — сказал Кэлхун.

— Я говорю о тех, кто сейчас на Земле. Люди боятся, но они просто не знают, чем мы можем освободить себя от этой напасти. Но я и другие кататоники, мы могли бы рассказать им об этом. Я заметил, что у вас здесь собрались люди со всех континентов, и все меж собою прекрасно ладят, потому что у них есть чем заняться, и совершенно нет времени, чтобы ненавидеть друг друга. Это может случиться и на Земле. Если вы позволите нам вернуться, то увидите, как все изменится. И того, что было прежде, уже не будет.