Магдалина Шасть - Трупы в озере

Диана вряд ли думала головой, когда припёрлась к искусственному водоёму в начале пятого. Не иначе демоны привели её сюда, окончательно съехавшую с катушек, по окончании рабочего дня. Отсюда был виден морг и больничные ворота. Здесь можно было пройти к автобусной остановке, и сотрудники анатомички наверняка пользовались протоптанной тропинкой, возвращаясь домой. Здесь, возможно было встретиться с НЕЙ. А несчастной Диане мучительно хотелось с НЕЙ встретиться!

Но едва ли женщины, подобные Анне Михайловне, ездят домой на общественном транспорте. Наверняка, ЕЁ встречает муж. Или друг. Или… Возможно, доктор и сама водит машину. Всё-таки Диана полная дура! Даже, если бы они с преподшей встретились. О ЧЁМ говорить? Двусмысленная ситуация. Глупое поведение. Тем более, что начисто сбитая с толку девушка и сама не понимала, что происходит с её нелепо взбесившимся организмом.

Невысокий мужичок бодро выбежал из больничного двора и засеменил по тропинке смешными, маленькими шажочками в сторону одиноко стоящей на берегу студентки. Он быстро приближался, и Диана заметно занервничала. Вдруг это охранник? Как объяснить ему своё присутствие здесь? Торчит на отшибе уже добрых пол часа, на окна морга пялится. Подозрительно. Будто шпионит. Ждёт подругу? Да, именно. Ждёт. Ласточкина вжала голову в плечи. Мужик стремительно пробежал мимо испуганно девушки, мельком скользнув по её лицу равнодушным взглядом. Взглядом кролика.

Яничкина тревожно вздрогнула всем телом, случайно увидев ЕЁ в окно раздевалки: одинокую тёмную фигуру у озера. По какой-то необъяснимой причине, ИХ ВСЕХ неудержимо тянуло именно ТУДА. И Анна почти всегда выглядывала в окошко, когда переодевалась. И видела ИХ. Привычка. Давняя традиция. Но сегодня всё не так, как всегда. Сегодня это девочка. Видимо, та, крупная и застенчивая, которая на занятиях то и дело бросала на Анну странные, полные боли и страдания, взгляды. Впрочем, вполне может быть, что это кто-то другой. Доктор хмыкнула. Просто какая-то девушка кого-то ждёт. Тем более, что девочки никогда Анной не интересовались.

Тяжёлые мысли полезли в голову сами собой, как тараканы. Воспоминания о том переломном, в её жуткой судьбе, вечере, накрыли патологоанатома с головой.

Как звали того урода? Их было СТОЛЬКО, что помнить каждого едва ли возможно. Но ЕГО имя Анна запомнила.

Фамилию Алексея она не знала.

Женская распущенность и легкодоступность, предаваемая всеобщему осуждению и обсуждению, это лишь сладкое облако сахарной пудры на огромной куче самых мерзких человеческих пороков. Блядство было даже не о ней, психически нездоровой калеке. С ней-то как раз всё понятно. Маленькая, бескорыстная домашняя киса, обезумевшая от призывов дворового кота. КЕМ были те бесчеловечные матёрые твари? Кем был тот случайный, нервно трясущийся парень, уговоривший её, явно нездоровую девчонку, спустится с ним в сырой, пропахший испражнениями, коллектор? Убийцы и беспредельщики, моральные уроды и жестокие садисты, те, кто всегда может прикрыться и оправдать своё патологическое влечение крылатой фразой: «Ну, она же сама захотела»? Кто все ЭТИ люди? Кто? Да, она сама захотела. Но захотела чего? Чтобы её пытали и мучили?

Он стоял на берегу искусственного водоёма и приветливо махал ей оттуда телефоном, в который сопел и твердил что-то нечленораздельное, заикаясь. Он наверняка знал, что она его видит. Смутная, тощая фигура, обещающая неадекватной в своём неистовстве Анне соблазнительный животный кайф.

– Анька, выходи! – разобрала она, наконец, и, ни минуты не сомневаясь, побежала на желанное свидание. Ей тогда было вообще всё равно с кем. Пара угрюмых санитаров-мужчин не в счёт. Эти румяные, от ежевечерних возлияний, молодчики даже её, согласную кинуться на любой продолговатый предмет с первобытной радостью, не желали.

– Привет! – она спустилась к Лёхе за пару минут и остановилась на расстоянии вытянутой руки, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Сердце тревожно и сладко заныло. Анна далеко не в первый раз встречалась с этим тщедушным косноязычным ханыгой. Он не внушал ей страха и вполне профессионально чпокался. Но Анне всегда хотелось чего-то большего. Ей уже несколько месяцев хотелось и хотелось. Бесконечно хотелось. И лишь страх перед тем, что коллеги узнают о её неутомимом голоде, сдерживал Анну от активных действий на территории больницы. Но каким-то непостижимым образом эти разнокалиберные субъекты всё равно узнавали о её работе, и частенько приходили сюда. Бессонова едва ли радовалась возможной огласке, но неутолимая жажда оставляла все сомнения на потом. Вероятнее всего, сама Анька, любившая эпатажные выходки и безмерно гордившаяся родом своей деятельности, рассказывала случайным дружкам про морг, желая шокировать.

– Анька, иди с-сюда, ч-чо, как ч-чужая? – Лёха притянул Анну к себе, смело запуская свои озябшие руки под её демисезонную куртку и жадно ощупывая объятое дурным огнём тело. Горячая волна возбуждения настолько затуманила белокурую голову, что доктор и сама не поняла, как оказалась в придорожных кустах на четвереньках, с крепко прижатым к ограде лбом, – Хочешь ещё пацанов приведу? Скажи, что хочешь! Знаю, что хочешь… А-а-а…

Вот так и всегда. Он уже финишировал, а ей-то, что теперь делать? Даже не поняла, что произошло. Не прониклась. Первый раз у неё такое, чтоб в кустах, посредь белого дня, при родной больнице. А кусты-то лысые, голые, насквозь светятся. Не хватало ещё – увидит кто. Те же санитары. Морг-то вон, метров пятьдесят, кирпичом белым выложен, глазницами-окнами на них с Лёхой вылупился. Даже стёкла запотели. От удивления. Наверное, и хорошо, что по-быстрому, но… только распалилась.

– Так ч-чо, Анька? П-приводить пацанов? Я с т-тобой не сп-правляюсь, сладкая.

Лёха никогда не заикался в процессе, но до и после заикался всегда.

– Ну, не знаю, – буркнула Анна разочарованно и сердито натянула спущенные брюки. Непослушное тело ныло, болело и хотело ещё, – А сегодня? Домой поедем? На улице не надо. Светло. Ты на машине? Лучше уж в машине тогда.

– Т-так, слушай. Макс же вч-чера вышел. Вот, кто сегодня голодный. Задаст тебе ж-жару! Хочешь, Анька, ж-жару?

– Откуда вышел? Какой Макс? К тебе поедем. Лучше к тебе поедем. Не надо на улице.

Нищеброд Лёха всё время водил её в убогую хрущобу, где из мебели имелась лишь пара вонючих матрацев в обоссаном кошками (или людьми?) углу. Случайный знакомый называл квартиру своей, но это место больше походило на наркоманский притон. Иногда Анна приносила с собой крепкий алкоголь и тогда её разрывало не по-детски. В один из таких аморальных вечеров к ним ненароком присоединился Лёхин дружок, заглянувший по своим делам, и после этого Алексей всё чаще предлагал Аньке групповушку.