Илана Чубарова - Смежная зона. Фантастический роман

Иола тщетно искала среди материалов исследований МВК хоть какое-то упоминание о «смежной зоне». Наверняка часть информации засекречена. Помимо опасности посеять панику среди населения, не исключено, что лаборатории что-то скрывали из «корыстных» побуждений. Когда-то их больничный городок был единственным, но болезнь охватила весь мир, не тронув разве что Антарктиду, и новые дочерние лаборатории-филиалы стали открываться повсюду. Амбиции отдельных ученых стали заслонять интересы больных, и ряд врачей заявили о своем несогласии с методикой Бранбардта. Так возникло несколько конкурирующих систем. И хотя никакой принципиальной разницы между ними не было, и ученые периодически встречались для обмена результатами исследований, каждая лаборатория придерживала самое интересное для прессы, для повышения своего рейтинга. И, конечно, каждая из них надеялась стать первой, нашедшей путь к излечению.

От обилия прочитанного, просмотренного, продуманного у Иолы кружилась голова. Впервые за три дня она вышла на улицу. С непривычки, будто немного опьянела, вдыхала влажный осенний воздух, слушала шорох опавших листьев. Надо же, уже осень… Затертая банальная фраза «как быстро летит время!» сейчас, после ухода Виена, приобрела совсем другой смысл. Время из непрерывного потока разделилось на части: раньше, когда брат был рядом, и теперь, когда его нет. Иола предлагала Катрише пожить какое-то время вместе, чтобы легче пережить хотя бы первые месяцы без Виена. Но Катриша решила, что разговоры о нем будут только бередить рану, и приняла его болезнь как смерть. В какой-то степени она была права: многие думали так же. Катриша стремительно собрала вещи и уехала, не оставив даже адреса.

Работая в реабилитации, Иола условно для себя разделила всех близких и родственников заболевших на три типа. Первые отказывались верить в необратимость разлуки, искали способы, верили, боролись; вторые впадали в амнезию отчаяния, терялись, не понимали, как жить дальше. А третьи «выходили из игры»: раз они ничего не могут сделать, то лучше перевернуть страницу, уехать, порвать все связи и жить так, будто заболевший и впрямь умер. Катриша относилась к последним. Она, Иола, к первым. Им было не по пути.

Как-то незаметно для себя Иола догуляла до дома, где жил Дюман. У нее были ключи, она могла зайти. Холодный ветер уже порядком заморозил пальцы. Начинал накрапывать дождь. Общее нервное состояние диктовало желание закутаться в плед и забиться в кресло. Но Иола никогда не пользовалась ключом без предупреждения о своем приходе. Так и Дюман никогда не приходил без звонка или предварительного письменного сговора. Это была своего рода игра в независимость. Оба делали вид, что допускают возможность появления других мужчин или других женщин, что они оставляют друг другу свободу, которой сами при этом не собираются пользоваться. Конечно, это была игра. Иола чувствовала, как Дюман волнуется, когда она уезжала на несколько дней без объяснений, видела, как он внутренне мрачнеет и съеживается, когда она была слишком приветлива с кем-то из знакомых мужчин. И сама она чувствовала уколы ревности, когда он рассказывал об обилии женщин в лаборатории, о его соседке Куллите с ее пирогами и плюшками, о Любице, заваривающий ему любимый чай. Да-а… Никакой независимости давно уже не было. Но то ли ребяческое упрямство, то ли страх показать слабость мешали им это признать.

Иола села на лавочку возле подъезда и посмотрела на часы. Вот сейчас, в этот самый момент, Дюмана подключают к Виену. Добиться прикрепления было даже сложнее, чем Дюман предполагал. Виена изначально определили в другое крыло, а там свое начальство и свои правила. Все три дня, пока тело проходило регистрацию и все подготовительные процедуры, Дюман, помимо своих подключений по графику, необходимых отчетов по каждому визиту и мелкой ежедневной рутины, вел напряженную борьбу с местной больничной бюрократией. С учетом его стажа и его заслуг перед лабораторией никто в принципе не был против того, чтобы пойти ему навстречу и в обход правил дать дополнительного больного по его желанию. Но при этом никто не хотел брать на себя ответственность за это нарушение, и Дюману пришлось писать кучу заявлений, заполнять кучу анкет, обойти все инстанции и дойти до самого Бранбардта. Он так уставал, что было уже не до писем. Он просто падал от усталости и засыпал, даже не поужинав. А она все ночи просиживала за компьютером в поисках хотя бы следа «смежной зоны».

Ежась от холода на лавочке возле его дома, она вдруг подумала: а если бы заболел Дюман вместо Виена… Эта мысль привела ее в панику. И она непроизвольно произнесла: «Господи! Спасибо, что тот, а не этот!». Она сама ужаснулась этой фразе, но даже сказанная внутри она была реальностью. Если бы заболел Дюман… Нет, об этом даже думать страшно. И не только потому, что Дюман – визитер и мог как-то связать Иолу с братом, а Виен ничем бы не помог. Это тоже, но дело не только в этом. Иола улыбнулась, вспоминая ощущение покоя и защищенности в присутствии Дюмана. И как оттаивали его глаза, когда она брала его за руку; как менялся голос, когда они говорили не о работе; как бережно, будто хрупкую вещь, он обнимал ее, а она смеялась и уверяла, что не развалится, что можно и погрубее, в конце концов мужчина должен быть немножечко медведем… Все эти милые глупости, может, и были самым серьезным в ее жизни. И все это так отличалось от ее любви к брату! Если бы заболел Дюман… Нет! Только не это!.. Тут она вспомнила, что, по данным статистики, среди заболевших за все эти годы не было ни одного визитера! Врачи заболевали, они тоже люди. Но визитеры – нет! То ли их постоянные подключения обеспечивали им дополнительную защиту – некий иммунитет, то ли их редкие личные особенности сами по себе делали их организм неуязвимым. Впрочем, плевать на теорию: важен факт – Дюман не может заболеть! Все остальное уже не так страшно. И со «смежным пространством» они разберутся. После того как Дюман расскажет все про Виена, надо будет обсудить с ним «страх удаления от центра». Пробовал ли кто-нибудь из его пациентов «ходить за горизонт». Это очень важно. В нескольких статьях Иола наткнулась на эту тему и удивилась, почему она об этом не думала раньше. В мире каждого больного был как бы невидимый центр. Для тех, у кого мир был маленький и ограничен физическими границами, эта тема не имела смысла. Но были и такие, у кого не было видимого предела. Тот же Мирт с его рощей, Гарита Онисьевна с побережьем, Ирегор с огромным пространством. В статьях писалось, что и такие больные не уходили внутри своего мира дальше некоторой, для каждого своей, дистанции. При попытках идти дальше они испытывали, непреодолимый страх и возвращались. Это явление назвали «синдром удаления от центра» или, более романтически, «страх похода за горизонт». Надо обязательно обсудить это с Дюманом. Спросить про его пациентов. Если, конечно, у него будут силы хотя бы разговаривать.