Петр Ингвин - Зимопись. Книга пятая. Как я был невестором

Тихон здесь, и, значит, мои поиски окончены.

– Мне нужна Зарина! – громко объявил я из ветвей.

– Она всем нужна.

– Срочное дело. Мне нужно увидеть ее прямо сейчас.

– А мне нушны шторофье и нофые шубы, и што?

Я проигнорировал Немца:

– Тихон, ты все видел и знаешь, как Зарина ко мне относится. У меня важное послание. Важнейшее. Дело жизни и смерти.

– Насчет последнего сейчас поможем, – высказался неизвестный с гнуком.

– Подожди. – Тихон предупреждающе поднял руку. – Пусть скажет, с какой вестью прибыл. И как нашел. Молодой цариссе запретили идти вдогонку.

Новый звук, похожий на стрекот цикад, пронесся над лесом. Это оказался сигнал. Люди с оружием попрятались в кустах, исчезая, как по мановению волшебной палочки. Те, кто поджидал меня внизу – тоже. Они рухнули в траву, копья выставились в направлении леса, стрелки натянули тетивы. Обо мне забыли. Будь у меня дальнобойное оружие, расстрелял бы их сверху, как в тире. Правда, у меня есть праща на ноге, но чем она поможет на дереве, где нет ни камней, ни места, чтобы раскрутить? Вот же дурацкие правила, ограничивающие законопослушных людей в выборе оружия самозащиты. Преступник всегда пользуется не тем, что разрешено, а тем, что оптимально для выживания.

Со стороны, откуда я прибыл, доносился шум. Лошади. Много. Через минуту сквозь листву мелькнул до боли знакомый флаг.

– Ловушка! – заорал я из ветвей. – Не подходите!

Пиявка шарахнулась от моего голоса и чуть не свалилась с ветви. Ее рычание подхватило мой ор, такой дуэт нельзя не услышать. Но копыта коней продолжали мерно топать к центру ловушки. Они там что, с ума посходили?

– Тома! – снова крикнул я. – Здесь засада!

Тома слышала. И все засевшие в кустах слышали. Никто не сделал ни малейшей попытки заткнуть мне рот стрелой, вместо этого затаившееся воинство поднялось с замаскированных позиций.

– Смерть ради жизни! – хором гаркнули десятки глоток.

– За лучшую жизнь! – завершила Тома фразу, с которой на нее однажды покушался фанатик.

Я ничего не понимал.

– Приветствуем цариссу Тамару! – Мои недавние противники склонили головы.

– Приветствую доблестных воинов добра и света. – Поднятая ладонь остановила свиту, Тома спешилась и в сопровождении Юлиана двинулась к нам.

У ее ног бежал учуявший подружку Шарик, на посторонних он внимания не обращал. То есть, угрозы от них он не чувствовал.

– Это ваш человек с человолком? – Тихон показал на скрывавшую меня крону дерева.

– Если с человолком, то без сомнений. – Тома повысила голос: – Чапа, спускайся, я сейчас все объясню.

– Желательно бы.

Я спрыгнул вместе с Пиявкой. Оружие перенаправилось на человолка, воины добра и света отпрянули. С большим трудом у них получилось опустить гнуки, клинки и копья.

Пиявка скалилась и огрызалась, я тоже был не в лучшем настроении.

– Что все это значит?

– У меня теперь собственная армия. – Тома приблизилась. Победная улыбка сияла на ее лице, глаза сверкали. – Теперь мы столько всего сможем!

Мы? Ну-ну.

Сзади Тому от всюду чудившихся ему покушений прикрыл Юлиан, а у ног Пиявка в дружеской возне сцепилась с Шариком. Из бывших противников встать близко осмелился только Тихон, к которому я не испытывал враждебности. Но где-то здесь должны обретаться Дорофей и ему подобные, кто неоднократно старался отправить меня и Тому на тот свет. Они теперь тоже в ее подчинении? А как насчет меня? Кто я теперь для них – командир, хотя бы младший, чужак-посторонний или соратник (почему-то хочется сказать – соучастник)?

– Сначала пусть скажут – Зарина здесь? – Я был готов кинуться на Тихона, если он снова уйдет от ответа.

Брошенный им на Тому взгляд дождался подтверждения – можно отвечать. Как же быстро все переменилось. То убить жаждали всеми силами и средствами, даже ценой жизни, а теперь разрешения сказать спрашивают.

– У человека две ноги, две руки, но только одна голова, – проговорил Тихон. – Если головы тоже будет две, тело не выживет. Зарина передала власть и подтвердила законность новой цариссы. Ей ничего не оставалось, как уйти.

– Давно?

– Сразу же, прямо из башни. Никто не знает, куда.

– Даже Дорофей?

– Они ушли вместе.

Ответ просто убил.

Тома взялась тихо рассказывать, мешая мне утонуть в колодце с болью.

– Варфоломея создала тайную организацию, ее назвали Паутиной. Нечто вроде рыцарского ордена. Лучше сравнить с масонской ложей – сюда тоже не попасть без рекомендации, потом нужно делами доказать убеждения, пройти посвящение… – Тома слегка встряхнула меня, чтобы слушал внимательнее. – Лозунг сообщества – смерть ради жизни, за лучшую жизнь. Нынешняя жизнь не устраивает многих, но все молчат, ведь за инакомыслие – смерть.

– Ну да, если все равно умирать, то лучше с пользой, – скривился я, волей-неволей втягиваясь в разговор.

Тома улыбнулась сработавшей уловке, но ерничанья не приняла:

– Хотя бы ради счастья детей. Или детей их детей. Паутина работает не на сейчас, а на будущее.

– За счастливое будущее только что сражалась Деметрия. Принесло это кому-нибудь счастье?

– Власть нельзя свергать, ее нужно брать постепенно, – возразила Тома. – Интересы и планы у Деметрии были свои, у каждого отряда рыкцарей – свои, у крестьян, которые поддержали восстание – тоже свои, совершенно другие. И некоторые царберы немало воды помутили в своих гарнизонах. У нас…

Надо же, «у нас». Быстро осваивается. У меня нашлись силы кисло ухмыльнуться.

– Каждый член ячейки, – продолжала Тома, – дает обет и присягает главе рода, создавшего и курирующего Паутину. Сейчас во главе оказалась я.

Заставить меня прочувствовать величие момента должна была долгая пауза, но эффект не получился. Я тупо глядел в землю, в отличие от Юлиана, который просто ахнул от услышанного. В его глазах Тома давно была царицей, а теперь стала богиней. Вот так, из ничего, в буквальном смысле из-под земли у нее появилось связанное клятвой и круговой порукой собственное войско.

Не дождавшись подобных восторгов от меня, Тома сказала:

– Отступники пошли не тем путем, у них был разброд в целях. Деметрия могла обмануть, прикрывшись ложными обещаниями. У нас такое невозможно. Все завязано на одну семью, глава семьи – гарант всех договоренностей. Если человек падет в борьбе за счастье будущих поколений, его семье оказывают почести и переводят на лучшее положение, приближая к башне. Это стимул для остальных. Варфоломея и ее дочки всегда держали слово. Только наследник основательницы может возглавить Паутину, и сейчас это я.

Ожидаемого энтузиазма от меня Тома снова не дождалась. Повторный упор на предмете гордости вызвал у меня угрюмый оскал – я понимал, к чему приведет дальнейшее. В стране, где за каждой стенкой сидит по подслушивальщику и подглядывальщику, достаточно одному члену Паутины попасть в руки Верховной царицы, и на этом все кончится. Совсем все. Причем, всем.