Александр Лютиков - Млечные истории I

…Друзья с удовольствием уплетали рыбу и продолжали беседовать.

– Мы когда где-нибудь за кувшином сидим… в городе иль ещё где… – с довольным видом говорил Фрагуст, – у нас разговор вечно строится, как по накатанной дорожке: политика, мироустройство и в конце о девках. Предлагаю на рыбалке с этого раза политику не трогать.

Друзья не возражали.

– У… леший! – царь шлёпнул себя по шее. – Вот и комары появились. Комары – отъявленные сволочи. Это самый большой недостаток тёплой половины года. Не пойму, для чего богам взбрело создавать этих тварей кровососущих? Неужели просто так, без особой надобности?

– Зашли на мироустройство, – засвидетельствовал Сермяг.

Разлили ещё. Чарки поднялись, сплотились, опрокинулись. Носы нюхнули хлеба. И вновь за рыбу.

– В каждодневных заботах, в богов-создателей не очень-то и верится, – продолжил Фрагуст и провёл рукой по небу. – Но кто-то ведь это всё придумал. Не само же оно. А если кто-то… то мог бы и не останавливаться. Здесь хорошо вышло, а тут не очень. Получилось: вот вам лето с комарами и вот вам время без комаров, но это зима. Я бы зиму убрал, к чертям лысым. Пускай бы и круглый год с комарами. И Светило пусть посреди неба всегда висит. Чего оно ходит из края в край.

– А как же ночь, звёзды? Сны? – поддел друга замечанием Сермяг.

– Пожалуй, про Светило, это лишнее. Последние слова беру обратно.

– Правильно, забирай, – теперь Сермяг чуть с укором глянул на царя. – Как бы ты тогда во времени ориентировался? А по дням в году? Тут всё очень даже умно устроено. И красиво. Скрылось Светило – день закончился. Поспали. Утром с противоположной стороны взойдёт – и опять новый день.

– Меня вот что удивляет, – вступил в разговор Шрамган. – Как оно под нами проходит? Ведь с другой стороны утром оно же самое встаёт. Получается, земля имеет края не только там… и там, – указательный палец поочерёдно показал по сторонам заката и восхода, – но и там! – палец воеводы теперь был направлен вниз.

Фрагуст встал. Обошёл лавку. Достал изо рта застрявшую меж зубов мелкую рыбью косточку и отщелкнул её пальцем в сторону. Облокотился на жердь между столбами навеса.

– Невозможно поверить в оба расклада, – развивал свою мысль воевода. – Ни в то, что земная твердь вниз бесконечна, ни в то, что где-то там она заканчивается. Вариант с бесконечной твердью отпадает из-за проходящего под нами Светила. Начинаешь думать о том, о чём остаётся, разум выворачивается. Значит, если копать вниз долго-долго… копать, копать… то когда-нибудь ты провалишься! Куда?!

– В ад, – совсем не в утвердительной форме отреагировал Фрагуст.

– То есть земля висит над адом и Светило каждую ночь в него погружается? Сам-то веришь в такое? – парировал Шрамган.

– За счёт чего-то оно должно гореть, – аргументировал в ответ Фрагуст, одновременно достав из-за пазухи трубку и кисет с табаком. – Рассказывают же, что есть на земле места, где огненная жижа наружу выпирает.

– А что тогда зимой? Ад остывает? Раз Светило не греет. Полгода остывание и полгода разогрев? Получается, помирать лучше зимой?

– Получается так, – Фрагуст забил в трубку первую щепотку табака. – У зимних покойников, считай, похороны два раза. Сначала замороженными под еловыми ветками и снегом лежат. А как земля весной отойдёт, к ним ещё раз приходят, чтоб окончательно закопать.

– Давай дальше, – продолжал Шрамган. – Брат с Сестрой приблизительно оттуда же, откуда и Светило поднимаются, однако не горят. Холодные они.

(Тут Шрамган имел в виду две луны, что тоже сами по себе ходят по небу.)

– Так вон и камень в огне не горит. Короче, понятно, что ничего непонятно. Сермяг, ты-то чего сейчас молчишь? – царь даже стукнул ладонью по жерди, вопрошая.

– Боюсь, если что-то скажу, вы меня завтра на «остров сумасшедших» отправите, – еле заметно улыбаясь, ответил Сермяг.

– Да ну брось. Это уж надо что-то сказануть такое… несусветное. Тебе, Сермяг, размеры своего ума не нужно доказывать.

– Говори, не бойся, – резко подшутил Шрамган.

– Тогда лучше всем сесть и разлить ещё, – предложил Сермяг.

Фрагуст сел обратно за стол, отложив пока трубку и кисет в сторону.

Подняли, сплотили, опрокинули, занюхали, заели.

– Почти всё находит свои объяснения, если предположить, что земля круглая, – с таинственной интонацией произнёс Сермяг и стал внимательно наблюдать за реакцией друзей.

Царь с воеводой замерли в ошеломлении.

– Надо понимать, ты сейчас не про блин. Шар? – уточнил Шрамган.

– Про невообразимо большой шар, – утвердительно кивнул Сермяг.

Фрагуст, вместо каких-нибудь слов, издал ртом протяжный и неприличный звук, который больше подходит для отхожего места, нежели для стола. И тут же оба ошарашенных в два голоса залились молодецким смехом.

Прибежал Колб, запрыгнул на лавку рядом с хозяином и стал смотреть на смеющихся, тем же взглядом, что и Сермяг. Собака и человек сидели парочкой, с идентичными выражениями морды и лица. А всем известно, что собака, сильно любящая своего хозяина, начинает мордой на него походить.

Смех усилился втрое, когда Фрагуст указал Шрамгану на эту картину. Видимо, давно хорошенько оба не смеялись и вот прорвало. Загибаясь от смеха, ещё что-то жестикулировали друг другу, что добавляло мощи. Иногда уже просто давились смехом. Шрамган с его несоответствующей мимикой выглядел страшновато.

Звонко, пышно, без стесненья хохот разлетался по округе. Улетал по реке до того берега, сквозил по лесу, заскакивал на угор.

– Это они там без баб так смеются?

– Да, с бабами-то, может, чуть и поскромнее было бы.

Обменялись несколькими словами двое сотников, шедших по краю угора.

На небольшом спаде своего смеха Фрагуст, вытирая слёзы с глаз, смог выдавить из себя:

– Слушай, вы с Колбом, когда рядом, весьма похожи! Умереть, не встать.

– Естественно, – согласился Сермяг. – Столько лет не расстаёмся. Всё время вместе. Так ведь, Колб. Скажи им.

Пёс лизнул щеку хозяина, после чего они нежно прижались головами, ухо к уху.

– Сила любви что вытворяет. Твои черты перенял, – тоже прослезившись от смеха, смог изречь Шрамган. – А умел бы говорить, сейчас бы следом за тобой про шар нам с Фрагом впарил!

Очередной приступ смеха.

Через некоторое время, немного наконец-то успокоившись, Фрагуст снова взял в руки трубку и продолжил набивать её табаком. Вернул себе способность к рассуждениям:

– Да-а, дружище. Ты, конечно, не раз удивлял, но сегодня это что-то особенное. Земля – шар! А мы сверху ходим, значит, по этому шару, и нам повезло, что мы сверху. А то ходили бы под наклоном. И что, если нам идти в какую-нибудь сторону, то земля под ногами станет загибаться под уклон? А ещё дальше пойдёшь, вообще скатишься?