Лихобор - Проект «ХРОНО». Право выбора

Она тут же выбросила из головы это назойливое, мерзкое существо, присела к столу, брезгливо отодвинула от себя остатки Жабинского пиршества – разложенные на «Пионерской правде» нарезанные куски сала, две дольки помидора и ломоть черного хлеба. В комнате вахтера было грязно, за ширмой виднелась неряшливо застеленная постель. Кроме того, тут реально пованивало. Туалет находился в конце коридора, и товарищ Жабин, не утруждая себя столь дальним променадом, похоже справлял малую нужду в стоявшее в углу старое ведро. Взяв трубку телефона, по памяти набрала номер. В городе, уже который день царила непривычная, но не особо заметная постороннему глазу суета. Что-то происходило. Слишком богатый у нее опыт, дабы не замечать этого. Ответили быстро, значит, она не ошиблась.

– Доброй ночи! Дежурный, позовите к аппарату, товарища Рыжикова. Конечно, я знаю который час. Кто? Скажите, у аппарата Екатерина Германовна Берг! Хорошо…

Минут пять она слушала в трубке неразборчивые голоса, шорохи, звуки шагов. Сунулся было, приоткрыв дверь, Жабин, но Берг, не говоря ни слова, показала ему кулак, и он скрылся, из окошка вахтерной. Видно было, как он поплелся куда-то в сторону туалетов.

– Алло! Капитан Рыжиков слушает! – недовольный голос сменил шорохи и хрипы.

– Товарищ капитан, это Екатерина Берг, извините за поздний звонок, у вас я знаю усиление, так что надеюсь, не разбудила.

– Разбудили, не разбудили, что сейчас об этом? Что у вас, Екатерина Германовна? – судя по недовольному голосу капитана, все же его разбудили.

– Знаете, Кирилл, – она позволяла себе столь фамильярное обращение, так как знала его еще зеленым лейтенантом, – у меня сегодня состоялось очень примечательное знакомство в общежитии. К одной нашей студентке приехал приятель, хотя, судя по моему опыту, они не просто приятели. Так вот, очень этот молодой человек показался мне подозрительным… Более того, я сердцем чувствую, это враг!

– Екатерина Германовна, опять? – в голосе ее собеседника послышалась усталость, – поймите, сейчас не прежние времена. Не 1937 год! Ну что там, у студентов, опять анекдоты антисоветские?

– Выслушайте, товарищ капитан, пожалуйста, до конца. Он, этот молодой человек… Он, понимаете, очень странный… Великолепно играет на различных музыкальных инструментах, но суть не в этом. Акцент у него легкий, сказал, что он из Прибалтики, но какой-то странный акцент… И самое главное, он под гитару спел на испанском «Cara al sol», причем очень хорошо спел!

– Вы знаете, Екатерина Германовна, сейчас… уже первый час ночи, право, нет у меня желания обсуждать иностранную эстраду, все равно я в ней не разбираюсь, если вам больше не чего сказать…

– Подождите! – торопливо перебила его Берг, опасаясь, что капитан госбезопасности по ту сторону линии положит трубку, – не о эстраде речь, он пел «Лицом к солнцу», гимн фаланги!

– Какой фаланги, – озадаченно спросил голос в трубке, – македонской?

О Боже, она закрыла ладонью лицо, Кобра почувствовала, как на нее нахлынуло отчаяние, ну откуда берутся сейчас такие дураки в службе… хотя… он по-крайней мере знает, что была такая македонская фаланга, может быть не все потеряно.

– Нет, – спокойно и как можно терпеливее ответила старушка, – не македонской, а испанской, это гимн испанских фашистов! Вам не кажется странным, что это сегодня звучало в общежитии Смоленского медицинского университета?

– О, извините, это, конечно, меняет дело, я заеду к вам, и вы все, подробно мне расскажете, договорились? А сейчас, ложитесь спать, товарищ Берг! – раздался щелчок, за которым последовали короткие гудки.

Екатерина Германовна положила трубку на рычажки телефона и устало откинулась на спинку стула. По тону собеседника, она поняла, что он не очень серьезно отнесся к сообщению, она вздохнула и, встав со стула, направилась к выходу. Действительно, очень хочется спать, может быть сегодня она уснет быстро и без снов, главное без снов…

В дежурной части Смоленского КГБ, средних лет капитан с холеным лицом, выругался и спросил:

– Женя, чайник горячий? Раз уж разбудили, пошли чаю выпьем!

Дежурный, старший лейтенант, не вставая из-за пульта, кивнул на замолчавший телефон:

– Что хотела-то?

– Да бред какой-то несла, я и сам толком не понял… – ответил Рыжиков.

– Не знаю, не знаю, кто давно работает, про нее интересные вещи рассказывали, в старые времена она была толковым агентом! – недоверчиво сказал дежурный.

– Да может и была когда-то… а сейчас, похоже пережила бабка свою голову, фашисты ей испанские мерещатся с гитарами в общежитии, и смех, и грех! Ну пошли, угощай чаем!

К старому Головкину участковый добрался уже почти к шести по полудню. Как и в многих сельских дворах, калитка была не заперта, и Сергей, отворив ее, прошел во двор. Вдоль палисадника во дворе, мощно – по грудь взрослому мужику – разрослись, кусты черной смородины, которую сейчас обирал давний потомок Деда Архипа – Матвей. Был он уже совсем не молод, наверное, постарше Василия Лопатина, и приходился Архипу, праправнуком.

– Добрый день, Матвей Ильич, знатная уродилась в этом году смородина? – заговорил с хозяином милиционер.

– А! Сергей Иванович! Здорово! На-ка попробуй… – Головкин протянул Горохову в ладони несколько крупных, налитых черным матовым цветом ягод.

Сергей закинул их все в рот, смородина была сладкая и чуть терпкая, с легкой кислинкой. Что и говорить отличная!

– Отличный вкус! Хоть на варенье, хоть в компот, а можно и настойку ставить! – похвалил ягоды милиционер.

Матвей довольно щурясь в улыбке, потеребил рукой седые уже, коротко стриженые волосы и кивнул на стоявший у ног приличный таз в который собирал ягоды:

– Давай угощу! Отсыплю тебе с Леной в кулек… Уже устал собирать, а еще на задах несколько кустов, черной и красной.

– Нет, Матвей Ильич, у самого растет, но, конечно, с твоим вкусом не сравнится! Вот если выкопаешь мне от куста отростки, благодарен буду! Чай сортовая смородина у тебя, не дичка лесная!

Польщенный столь высокой оценкой престарелый отпрыск деда Архипа, слывший на селе заядлым садоводом и огородником, засуетился:

– Да че ж нет-то! Сейчас за лопатой схожу, кусты и так разрослись, мне только в радость!

– Да погоди дядя Матвей, не горит, собери ягоды, а в конце августа я зайду, да выкопаю куст, который скажешь. К тому же по делу я. – остановил его Горохов.

Матвей сразу как-то посерьезнел, хитрые, с прищуром глаза забегали, вспоминал видно свои грешки, явные да не явные.

– А что стряслось-то? – спросил он, изменившимся враз голосом, с легкой хрипотцой, отряхивая перемазанные смородинным соком ладони и вытирая потом их о старые выцветшие штаны.