Мария Фомальгаут - Газетайна

Здесь нет города.

…

Почему вы показываете мне города, которых нет?

…

Почему все миры, в которых вы были, про которые вы писали, исчезли бесследно?

…

Почему все ваши статьи только об одном – о закате и гибели многотысячелетних империй?

…

Почему так?

Эту статью следует озаглавить…

…нет, не будет никакой статьи, ничего не будет, потому что через считанные секунды не будет и меня самой. Впрочем, все по порядку, хотя ха-ха-ха, какой тут вообще может быть порядок, когда мир сошел с ума…

Сегодня ко мне опять прицепились боевые челноки, нет, ну а что им еще делать, кроме как цепляться ко мне, других занятий в космосе же нет, кто бы сомневался. Только теперь я уже не боюсь, как раньше, я знаю, что у меня есть могущественный покровитель, который испепелит каждого, кто послан, чтобы убить меня. И правда, не прошло и нескольких минут, как от преследовавшей меня армады не осталось и следа, – я даже поймала себя на том, что мне нравится смотреть, как мои противники сворачиваются в какие-то немыслимые измерения. Мне даже самой захотелось свернуться в какой-нибудь боевой космический лайнер и пострелять по врагам.

Однако, я никак не ожидала, что сделает дальше мой спаситель, повернется ко мне, скажет, что начинает понимать, что случилось, почему они гонятся за мной, почему все города, в которых я побывала…

Сенсация!

Срочно в номер!

Шок! Газета доводила до катастрофы целые империи, чтобы писать про их гибель!

(какого черта я пишу это, какого черта я разоблачаю саму себя, – а что поделать, я не могу не писать новости, в этом моя жизнь, мое призвание, в этом вся я…)

…был представлен прототип электронного новостника, снабженного диктофоном и видеокамерой, который фиксирует события и оформляет их в виде статей. По иронии новостник был оформлен в виде газеты, какими они были до появления электроники…

…я опускаюсь на холмы Вавилондона, где меня никто не ждет – город с многотысячелетней историей даже не смотрит на меня, весь погруженный в свои повседневные дела и заботы…

…как омрачает меня, когда я вижу сумраккадов, которые вторглись на земли слышумеров, чтобы создать свой Вавилондон, на земли, на которых их никто не ждал. Меня поражает, как слышумеры молча стерпели это странное соседство…

…я присутствую при величайшей битве, которая должна положить конец многовековому засилью сумраккадов…

…в жизни не думала, что мне придется быть свидетельницей гибели многотысячелетней империи…

…благодатные земли Династии Тимьянь встречают меня летним разнотравьем и полуденным зноем…

…династии кафтан не место на землях, принадлежащих династии овсун…

…я присутствую при величайшей битве…

…меня встречает Арфаген – недоверчиво, настороженно, его арфы молчат, и я понимаю, что мне нужно быть очень осторожной, чтобы этот город, раскинувшийся на целую планету, принял меня…

– Вы видели газету?

…

– Да-да, вот такую, плоскую, часто меняющуюся…

…

– …где она теперь?

…

– …как вы убили её?

…

– Мы можем увидеть тело?

…

– Простите, мы не знали, что вы убиваете… вот так…

Вернуть из небытия то, что было в небытие.

Высасывать прошлое. До конца. Дочиста. Каплю за каплей. Горькое прошлое, обжигающее прошлое, леденящее прошлое. Прошлое, замкнутое в неразрываемый круг —

…(Арфаген, Вавилондон, Зимайя, Мозгипет)…

…меня омрачает…

…величайшей битвы…

…свидетельницей гибели многотысячелетней…

(Нет имени) хватается за последнюю ниточку, которая обрывается пустотой, началом начал, землей, от которой едва ли остался хотя бы прах. (Нет Имени) выискивает, высчитывает, где сейчас могут быть эти обломки, в рукавах каких галактик далеко-далеко… Найти, добраться, выискать, узнать правду, которую не знает даже сама газета…

Газета превращается в бумажный самолет, чтобы спикировать в атмосферу, тут же перелистывается в птицу, чтобы лететь в вышине. У самой земли газета машет крыльями, опускается на безжизненную пустыню, думает, в какую фигуру ей сложиться дальше, сначала становится чем-то четвероногим, потом пытается встать на две ноги, тут же падает, летит, подхваченная ветром, наконец, сворачивается во что-то на колесах, едет по пустоши. (Нет Имени) появляется из пустоты, покачивается в мертвом воздухе, зорко следит за бескрайней равниной, пытаясь выхватить хоть что-то кроме пустоты, хоть какое-то напоминание о том, что было здесь бесконечно давно.

Газета останавливается, замирает на невысоком холме, одна страница складывается в башню, вторая пристраивается часами, третья страница превращается в крестообразный собор, четвертая сворачивается куполом, пятая долго не знает, кем ей стать, пытается изобразить телефонную будку, не может. Страницы шуршат дальше, складываются в марширующих гвардейцев, в корабли, плывущие по морям, по волнам в дальние страны, корабли становятся воинами, которые сражаются с живущими на далеких берегах. (Нет Имени) пытается изобразить четырехмерные часы на башне, причудливые мосты, перекинутые через вселенную, корабли, под всеми парусами плывущие в пучины космоса.

Газета летит дальше, машет страницами, (Нет Имени) торопится за ней, – газета спешит, боится не успеть, ведь нужно показать так много. Страницы сворачиваются башнями Кельнского Собора и колоннами Венской Оперы, расстилаются заснеженными вершинами гор, плывут бумажными корабликами по пустоши, где когда-то была Венеция, извиваются Китайской Стеной, скручиваются храмами Мьянмы. Страницы летят журавлями в осень, порхают голубями по площадям, кружатся осенними листьями, скачут боевыми конями, сворачиваются в рыцарские доспехи, рубят друг друга в пух и прах. Газета торопится, разворачивает прошлое страницу за страницей в глубину веков, летит боевыми самолетами, узко-узко сворачивается в дула танков и пулеметов, складывается звездами-сюрикенами, комкается в скелеты убитых солдат, развевается боевыми знаменами. (Нет Имени) не нравится, он не хочет сворачивать из пространства смерть и кровь, он (она, оно, они?) не хочет читать газету, но понимает, что должен (Должна? Должны?) прочитать до конца. (Нет Имени) не верит, перелистывает страницы, не понимает, почему все одно и то же, одно и то же, это ведь разные страницы, разные эпохи, почему снова и снова все те же слова, за которыми последует смерть и кровь.

Темнеет.

Небо ощеривается звездами.

Газета хочет сложиться в кресло, в кофейник, в чашечку кофе, в сидящего человека, а пятый лист чтобы был газетой, надо же что-то читать – но на этот раз что-то не клеится, газета как будто забывает, как ей сложиться. (Нет Имени) тоже не в себе, изгибает пространство то туда, то сюда, не знает, в какую фигуру сложить. (Нет Имени) и газета задумываются, что делать, как-то нужно сложиться в другую историю, которая пойдет совсем иначе, где не будет поля, усеянного мертвыми костями, и сожженных дотла городов, канувших в небытие. Листы вертятся, складываются во что-то невообразимое, беспомощно рассыпаются. Все смотрят на пятый лист, смотрят со странной надеждой, что он что-то знает, что-то придумает, свернется во что-нибудь невероятное – а кто его знает, а вдруг…