Владимир Левендорский - SWRRF. 20?? (воспоминания из будущего). Кн. 6. Часть 1

Но от массового использования искусственной хрусталиков тоже скоро отказались примерно из тех соображений, что и при отказе от прямого воздействия на сетчатку, а спецлинзы стали использовать только для особых случаев. В обычных условиях вернулись к использованию разных видов очков, пенсне и пр. На какое-то время, вдруг, вернулась мода на монокли… По рассказам отца тогда считалось особым шиком во время совещания, на конференции, во время светской беседы или на обычном тусняке, вдруг, лёгким отточенным изящным движением закинуть в глаз монокль. И твоё лицо сразу приобретало умное, загадочное и немного надменное выражение (странная особенность у монокля, даже, самой добродушной физиономии это стёклышко в одном глазу придаёт надменное выражение). Все на тебя начинали смотреть с боязливым уважением в ожидании, что сейчас выдашь что-нибудь умное. Но как правило ничего такого – в смысле выдачи чего-то умного, – не следовало. Потому что, обычно, в своём монокле ты просматривал клипы или какой-нибудь сериал, спасаясь от скуки. А другим глазом – без монокля, – ты старался следить время от времени за тем, что происходило вокруг, чтобы совсем не выпасть из реальности. Особо популярны монокли были во время путешествий, когда рядом было много незнакомых людей – в самолётах, экспрессах, автобусах… Пользоваться очками или линзами с полным погружением в виртуальную реальность при тогдашнем разгуле преступности и обилии всевозможных мошенников, было опасно. Надо было хоть одним глазом контролировать ситуацию.

Однако, главное, «чипы памяти» никак не были связаны с прочими видами памяти. И, даже, в обыденных ситуациях эти чипоносители сплошь и рядом оказывались беспомощными. Они могли детально рассказать об устройстве и принципах работы какого-нибудь прибора, но как только вставал вопрос о его, даже, не ремонте, а просто о перенастройке, они оказывались беспомощны, потому что у них практически отсутствовала собственная моторная память, «память рук». В лучшем случае они очень долго и коряво пытались воспроизвести зачитываемые или демонстрируемые их чипами памяти пошаговые инструкции. И то в результате редко что путное выходило. При этом они в большинстве своём были очень глупы, не способны к самостоятельному мышлению. У них наблюдалась прогрессирующая деградация умственных способностей. Происходила атрофия многих участков мозга, утрачивались когнитивные функции, навыки мышлении, неспособности концентрировать внимание и не только запоминать, но и даже понимать прочитанное. Происходила задержка речевого развития, исчезали навыки письма и сама способность к чтению.

Кроме того, мы мыслим образами, системами образов, которые формируются нашим опытом и всеми видами нашей памяти. Эти системы образов очень индивидуальны и постоянно меняются по ходу нашей жизни. А у чипонасителей эти системы образов сначала замораживались на недоразвитом уровне, а затем начинали деградировать. Поэтому не прекращающиеся до сих пор попытки «читать чужие мысли» и, тем более, ими управлять так и не дали сколько-нибудь значимых результатов. В самом продвинутом варианте удаётся управлять достаточно ограниченным набором действий, разгадывать паталогические, социально опасные настроения и намерения или запускать, активировать в нужный момент более сложные программы, которые были заранее сформированы и отточены.

И у чипоносителей был слабо развит собственный центр принятия решений, своё собственное управление воспоминаниями, информацией, выдаваемой чипами памяти. Они не могли оперативно выделять практически значимую информацию, адекватную сложившийся ситуации. Потому что такие центры принятия решений формируются жизненным опытом, опытом, который складывает в некую целостность значимую информацию всей системы памяти. В любой сколько-нибудь критической ситуации такие чипоносители «захлёбывались» информацией, не в состоянии принять самостоятельное решение. И, чем более экстремальной была ситуация, тем быстрее «захлёбывались», потому что инфа чипами памяти выдавалась всё быстрее. И с ней невозможно было справиться, её обработать. Они впадали в ступор или им просто «сносило крышу».

В смутное время они гибли быстрее и чаше, чем менее «технологически продвинутые» их товарищи по несчастью. Впрочем, некоторые их них в первое время неплохо устраивались. В том месиве «зон хаоса», где первым делом рушилась вся инфраструктура, транспортная, энергетическая, бытовая… и информационная тоже, таких чипоносителей использовали как ходячие информационные базы. Если, конечно, их чипы памяти были в достаточном количестве напичканы практически значимой информацией, а не базами законов, которые теперь никто не исполнял, историей курса акций всех фирм за последние сто лет, десятков индексов за то же время всех бирж, которые тогда рухнули…

С такими вариантами выживших в смутные времена носителями тех «чипов памяти» Александру приходилось сталкиваться несколько раз. С самым экзотическим он столкнулся в первые «студенческие годы». Он тогда изучал среди прочего палеоботанику, и его пригласили в Институт палеоботаники Сахи пройти что-то вроде практики. Среди прочего их на несколько дней вывезли в «Цветочную долину». У границ этого заповедника в одной из деревушек Александр встретил интересного персонажа.

По словам местных жителей, он пришёл в это селение много лет назад вместе с небольшой группой буддистских монахов. Монахи ушли, а он остался. Никто не помнил почему. К нему относились, если не как к святому, то как пророку или прорицателю. Кто он такой и откуда, узнать было невозможно. Попытки расспросить его самого, ни к чему не привели. В ответ на вопросы, кто он, откуда, что здесь делает, заданные на английском, он начал читать сонеты Шекспира на староанглийском. На те же вопросы, заданные по-французски и по-немецки, он ответил виршами на старофранцузском и старонемецком. Очевидно, что-то малоизвестное из вагантов и миннезангов. Но преимущественно он читал священные тексты на санскрите, хинди и урду. Он читал эти тексты самопроизвольно, повинуясь, своему внутреннему голосу, или в ответ на заданные вопросы. А к нему, как к пророку, постоянно шли с разыми вопросами. Его «ответы», вроде бы, напрямую никак не были связаны с заданными вопросами. Зацепившись просто за какое-то слово в вопросе, он начинал воспроизводить какой-нибудь священный текст, начав с места, где в первом предложении было это, зацепившее его, ключевое слово. Но жители той далёкой деревни и специально приходившие гости из соседних деревень внимательно слушали, сами находя ответы на вопросы, пророческие смыслы в зачитываемых им текстах. Он, казалось, никого не замечал. Смотрел куда-то вдаль стеклянными бездвижными глазами. Но основные базовые физиологические реакции у него сохранились. Он самостоятельно ел (с едой проблем у него не было, ему постоянно несли разные подношения), выполнял элементарные гигиенические процедуры… По рассказам, даже, занимался сексом. Правда, очень своеобразно: он лежал, как бревно, позволяя своим партнёршам вытворять, что им заблагорассудится. И от женщин, желающих этим самым сексом с ним заняться, у него отбоя не было. Вовремя оргазма он выкрикивал какие-то несвязные фразы сразу на нескольких языках. Эти крики местными женщинами расценивались как самые сильные пророчества….