Роман Дальний - По вашему слову память: да будут их грады построены

Собственно, примерно также происходит цивилизационное взаимодействие людей и вампиров. Вампиры могут проявлять чудеса работоспособности и изобретательности в упорном до упоротого достижении того, что можно назвать зоной комфорта, но, по достижении таковой, теряют всякую мотивацию для дальнейшего роста в какой бы то ни было области, мизинцем левой ноги лишь поддерживая достигнутое. А зачем, когда и так хорошо?

На примере: лишь впервые увернувшись от стрелы, пущенной человеком в одного из моих братьев из простого лука, он тут же решил, что с этим хамством нужно что-то делать. И придумал лук составной. И смех смехом, но произошёл сей технологический прорыв далеко и отнюдь не сразу, хотя с луками, как таковыми, вампиры познакомились едва ли не при первых контактах. Просто во времена племенных тет-а-тет люди как-то не успевали воспользоваться, а во время массовых свар – тут уж за всеми не уследишь. Саргон не даст соврать.

Но акцент я тут делаю больше на то, что креативность вампиров носит сугубо реактивный характер: в ответ на непосредственные угрозы или серьёзные потенциальные выгоды, которые влечёт за собой выход из комфортной зоны. И людская изобретательность всю нашу совместную историю тут оказывается очень кстати. Какой «Маленький Мук»? Какой «Анзуд»? Не было бы ничего, если бы однажды один фошыст не запулил свою спиртовую горелку на высоту в 188 кэмэ, на что Агрегация выдохнула: «Едрить!» – вдруг открыв для себя новые горизонты.

Именно поэтому мой мнебук сейчас и развёрнут в буратине, а не в привычной уже форме объёмной сферы, где требуется заполнить художественными финтифлюшками разбросанные по ней, будто по трёхмерной звёздной карте, ключевые блоки, после чего связать их между собой причинно-следственными цепочками разной толщины, отображающей приоритетность, ну и направленности, иногда таковую явно даже не задав: а пусть всё будет, как реальной жизни, где всё сплетено в столь плотный клубок, что фиг поймёшь порою – что откуда растёт и растёт ли вообще. Иначе говоря, я таким образом создаю себе искусственную сложность на пустом месте, сознательно выбивая себя из созерцательного равновесия в зоне комфорта.

Вряд ли такой подход сделает мнебук лучше. Практически уверен, что любой мало-мальски грамотный редактор повыкидывал бы из нетленки до 2/3 объёма, попутно пообрезав в этом клубке торчащие отовсюду в никуда повествовательные нитки… Но задумка как раз в том и заключалась, чтобы сделать рассказ как можно более непрофессионально человечным. И не мне судить – насколько получилось. Но я бы предложил сделать очередную скидку на то, что среди вампиров регулярно встречаются графоманы, но никогда – литераторы и остановиться на том, что есть книги, которые не столько «про что-то», сколько «для чего-то». Оставлю себе маленькую надежду, что хоть кто-то читает просто для удовольствия. Ну а если в процессе привелось узнать что-то новое – славно. Неожиданно, но славно.

Тут «Ослик Иа» отвлёк меня уведомлением о срабатывании транспортной платформы в прихожей. Ох ты ж, ёлки, я ж хотел о «брачных» биолемах рассказать! Дремавший Котангенс сперва лишь повёл ухом, но, заслышав шуршание пакета, решил проверить – как там и чего. Моментально оказался на полу и потрусил из кабинета. «Вот ты где! – Донёсся голос Лилит, – А я тебе вкусняшек захватила, да…» Ну, эти двое договорятся: кроме неотразимой красоты их объединяет ещё и то, что оба – прирождённые убийцы. Когда мы проживаем в нашем изолированном альпийском шале, Котангенс тащит на веранду всё умерщвлённое мелкое зверьё, что не успело оказаться дальше радиуса его дневного перехода. Интересно, а какую мне «вкусняшку» притащила Лилит из Нью-Йорка?

Тихо, незаметно, ни одна веточка не треснет, ни один листик не зашуршит… Дыхание глубокое и размеренное, сердце бьётся слегка учащённо, все чувства обострены, мир вокруг так… насыщен, что хочется прикрыть глаза и спрятаться от его избыточности. А ещё хочется стать незаметней и тише неподвижного вечернего воздуха: стук собственного сердца и шум тока крови в ушах может и не оглушают меня, но мне мнится, будто весь лес слышит всю ту какофонию звуков, которую я произвожу. Кажется, я слышу даже, как шуршат мышцы под кожей и двигаются суставы в своих полостях. Досадно, но приходится терпеть. Люди, если так разобраться, существа вообще достаточно громкие, а потому и вампиры, созданные на их основе, тоже те ещё погремушки. Особенно на ходу.

Папочка обострил нам чувства едва ли не по самый предел биологических возможностей, но не стал заморачиваться на перенастройке таламуса, чтобы отфильтровывание излишней «служебной информации» происходило непосредственно на аппаратном уровне. В обычной жизни она почти не мешает, поскольку наша сенсорная чувствительность напрямую зависит от степени метаболического разгона, а в «дежурном режиме» мы почти не отличаемся от людей, как я уже говорил. Но вот во время охоты и при решении других сложных задач, требующих максимальной мобилизации, может заметно мешать и отвлекать. До сильного. В конечном итоге привыкаешь, конечно, бородить то неактуальное, что мешает, но порою для выработки стойкой привычки требуются долгие годы. Ух ты ж, прямо кредо преуспеяния нарисовалось: «Хочешь многого достичь – научайся бородить!»

Проблему же с моим несколько загустевшим за несколько буквально безумных дней амбре решало практически полное безветрие. Таким образом я мог не тратить время и силы на подход к цели с нужной стороны. Некоторые люди утверждают, кстати, что если долго не мыться, неприятный запах пропадает сам собой, но как сторонний наблюдатель, уверяю вас: просто мозг этих людей перестаёт реагировать на их запах («служебная информация», ага), а вот мухи как дохли в радиусе тридцати метров от сального мешка, так и продолжают дохнуть.

И, раз уж вспомнили про мух, то Папочка нам и тут удружил: он немного доработал наши кожные железы так, чтобы благоухание нашего секрета, даже если от него глаза у собеседника слезятся, всё равно в некоторой степени располагало. Задумка понятна, но вот беда: располагающим наш полный естественности аромат считает не только целевая аудитория, но и полчища насекомых. Особенно летающих. Особенно в брачный период. Отсюда и некоторая двинутость упырей на чистоплотности, не считая обусловленных хищничеством и обострённым обонянием предпосылок.

И вот что мне определённо мешало – насекомые. Я подумал даже немного отвлечься на небольшие гигиенические процедуры, но голод крепко взял меня за поведенческие жабры и вёл вперёд, несмотря и вопреки. А может и инстинкт самосохранения: возможно, я подспудно понимал, что стоит мне сделать шаг в сторону, сил на то, чтобы собраться снова, может уже и не хватить. Но, скорей всего, и то, и другое сразу. Поэтому я только бесшумно отмахивался от самых надоедливых и продолжал движение, используя обоняние, как наводчика. Через недолгое время подключился и слух. О, это благословенное журчание человеческой речи повлекло меня, как журчание прохладного ручья умирающего от жажды в жаркий полдень. И вот она – стоянка. Теперь я их видел, видел первое в моей жизни племя людей. И тени вокруг сгустились уже достаточно, чтобы они не видели меня.