Михаил Темнов - День восьмой

– Сегодня – моя последняя ночь. Я завершаю свою земную миссию. Вечером следующего дня моё тело будет сожжено. Вы, Майкл, проведете меня в последний путь.

Он требовательно направил на Вебера указательный палец.

– Вам не надо умирать! Вы ещё будете жить. У вас столько жизненной энергии! – невпопад затараторил не ожидавший такого Майкл.

Старик положил перед собой на стол видавший виды деревянный посох с головой змеи.

На миг Майклу показалось, что змея приоткрыла глаз и посмотрела на него. Но это был только миг. Наваждение исчезло, и всё вернулось на свои места.

– Исполняя высшую волю, я передаю вам, Майкл, то, что хранили многие достойные все эти тысячелетия. Этот посох имеет невероятную силу… Он находился только в должных руках. Они указали на вас, Майкл, и я сделал всё, чтобы мы встретились.

Майкл сглотнул.

– Возьмите его и ждите. В нём сокрыт жезл власти. Но власти особого рода. Она изменит всё…

Майкл отрицательно повёл головой.

– Я не хочу! – непроизвольно вырвалось у него.

– Это исключено! Вас избрали.

– Что я с ним буду делать? Зачем он мне? Объясните, в конце концов.

Майкл бы ещё долго упрашивал старика, забыв о том, что совсем недавно он мечтал только об одном – избавиться от его присутствия.

Но Шам властно поднял руку и Майкл замолчал.

– Кое-что вы узнаете, когда будете на моих похоронах, а остальное – сами, своими силами, почти без подсказок. Учитесь читать знаки. Это всё, что я могу вам открыть. Таков закон.

Он бережно погладил посох, будто прощаясь с ним, поклонился. Где-то рядом ослепительно вспыхнула молния, загрохотал гром, над входом промелькнула тень ночной птицы.

– Пора домой, – заключил старик. – Меня ждут… Не надо меня провожать… Отдыхайте, Майкл, наслаждайтесь жизнью, каждой её минутой. Всё неповторимо. И ничему не удивляйтесь. Всё самое интересное начнётся, когда везде зацветёт цветок удумбара. Тогда вам откроется то, над чем вы ломаете голову сейчас.

Майкл вопросительно посмотрел на него.

– Я говорю о вашем друге.

Старик неспешно направился к выходу. Походка его была лёгкой, сгорбленная спина выпрямилась.

Майкл уже верил этому Шаму Хашнипуре. Но с чего тому умирать? Такому сильному, мудрому и здоровому, судя по тому, как он бодро выглядел, избавившись от посоха. Будто помолодел.

…Шагнув в ночь, Хранитель Шам вознёс руки к небу и прошептал несколько слов на языке, который давно ушёл с Земли, потому что это не был язык людей. Так общались те, кто жил здесь раньше. Он оставил посох Вершителю, которому суждено было привести его в действие.

Руки устали, устал и он. Ласковая молния поцеловала Хранителя, опалив восторгом свершения. Тело ослабло, и старик упал ничком, обняв влажную землю.

Бармен видел, как ушёл Шам, как стоял он в полутени, как переливчатая голубовато-фиолетовая молния медленно вошла в его тело, и тот упал. Он кинулся к Шаму, пытаясь привести его в чувство.

Бармен заметил, как следом за ним выбежал гость, как тот звонил в полицию и медпомощь, но никогда и никому не рассказал о том, что видел…

Растерянный Майкл вернулся в бар и, просидев там минут двадцать, поднялся к себе в номер. Мэри сладко спала в том же положении, что и прежде. Майкл прилёг. Мысли метались в поиске ответов. Вышел на балкон и вновь присел в кресло-качалку. Но и оно не могло дать ему желанного покоя и расслабления.

Дар Шама – посох – был под рукой, и Майклу захотелось рассмотреть его. Обычная потёртая, потемневшая от времени длинная узловатая деревяшка, которую он должен хранить и чего-то ждать. Зачем? Для кого? И вообще, какой в этом смысл? Да, старик что-то говорил о Стэне. Или ему показалось?

Майкл устал от всего этого, был растерян и зол. В основном – на себя. На него навалилась масса непонятной, нерасшифрованной информации, вырваться из хитросплетений которой он не мог. Эта неожиданная поездка в Индию, этот Шам с его посохом, исчезновение сослуживца с группой. Земля, на которой он всегда чувствовал себя надёжно и уверенно, уходила из-под ног. Что-то радикально менялось и ставило его в положение незнающего, непонимающего, беспомощного.

Мысли хаотично метались от одного вопроса к другому. И не было ответа ни на один. Небо светлело. Кое-где, просыпаясь, пересвистывались птицы. Майкл устало констатировал, что лучше прекратить думать вообще. Легче будет. Потом он как-то разберётся. Но мысли упрямо лезли в голову, не останавливаясь и не давая отдохнуть. Лучше уж думать о чём-то знакомом, привычном.

В конце концов, человечество знает мало, не только он один. И каждый, даже крошечный шажок прогресса давался с большим трудом. Всё новое или воскрешение забытого старого воспринималось как вызов общепринятому.

Инквизиция топила, жгла на кострах ведьм-травниц, которые в отличие от пещерной медицины средневековья реально лечили людей. «Наместники» бога на земле – папы – судили таких же, но уже мёртвых пап, за еретические и иные деяния, запрещали буллами умывание и купание, как вредные для здоровья. Как итог, цивилизация на столетия погрузилась во мрак невежества. Учёных, осмелившихся утверждать, что земля круглая и не центр Вселенной, сжигали на кострах.

А первые открытия Николы Теслы! Бесплатная электроэнергия из вакуума! В ответ правительство США вместе с угольными и нефтяными магнатами в 1892 году на закрытом заседании запрещает открытие Теслы как опасное и вредное, которое, по сути, делало их бизнес на ископаемых ненужным, направив человечество на путь самоуничтожения.

Это XIX век. И ХХ – туда же и ХXI…

Пожилой учёный Майкельсон умудрился признаться в прессе, что его совместный эксперимент с Морли по опровержению наличия эфирного ветра в реальности блестяще подтвердил его наличие. Экспериментаторы тогда сочли эффект «тепловой погрешностью». Тогда, Майкельсон сознательно «не был услышан» физическими журналами, исключая публикацию в малочитаемой местной газетке, так как теория относительности уже закручивала мозги и сбивала с толку всё большее число учёных. Как ни странно, его оставили в живых, всего лишь приклеив ярлык ненормального.

Тесла до конца своих дней посмеивался над Эйнштейном и утверждал, что, дай Бог, Эйнштейн, как и Майкельсон, всё же придёт к выводу о наличии эфира. За что Теслу сбили автомашиной, правда, не насмерть, но последствия остались на всю жизнь.

Во многих странах секретными полицейскими декретами была запрещена критика теории Эйнштейна. Неоднократно это происходило и в СССР специальными закрытыми постановлениями ЦК ВКП (б), президиума АН СССР. Противников этой теории во всех странах ждало изгнание из научного общества, помещение в психбольницы, спаивание алкоголем и тихая смерть. В России за критику в дополнение можно было угодить в ссылку на Соловки, Беломорканал или в Магадан.