Дарья Аппель - Молодость Кайзера

Кирхайс только плечами пожал.

– Ты-то сам не заразился? – спросил Райни.

Зиг отрицательно покачал головой.

– Мне выдали аскорбиновую кислоту, – добавил он. – И я уже этим болел… В шесть лет, кажется.

– Ну все, по медицинской подготовке у тебя точно было два балла, – рассмеялся Райни. – Ангиной не болеют один раз в жизни… Кстати, а что у тебя было по истории?

– Пять, кажется, – сказал Зиг.

– Отлично… Что случилось в 1790 году? В декабре?

– Это экзамен, Райни? – усмехнулся Кирхайс.

– Нет, это вопрос… – и Райнхард рассказал о своем видении.

Зигфрид открыл крышку ноутбука, вышел в сеть и показал:

– Вот… русско-шведская война 1789—1791 года. А как, ты говоришь, звали твоего собеседника?

Отчего-то Райнхард не захотел сообщать его имени.

– Дай-ка сюда, сам поищу…

Зигфрид с удивлением протянул другу компьютер, и Райнхард ввел в поисковой программе имя, услышанное им накануне. Ему хотелось знать – выжил ли этот Кристоф-Рейнгольд? Ведь тогда вообще никаких антибиотиков не было, и юноша мог умереть на другой день, задохнувшись в жару… А был ли он на самом деле, или это все же выдумка?

С портрета, который сопровождал не самую обширную статью о «российском государственном и военном деятеле, дипломате, кавалере одиннадцати орденов», смотрели прежние глаза. Такие же синие и ясные. Лицо, конечно, выглядело гораздо старше. На левой щеке был виден длинный продольный шрам от удара холодным оружием, которого Райнхард прежде не заметил. Его знакомец прожил шестьдесят четыре года. Знал царей и королей. Воевал, представлял свою страну за границей, подписывал мирные договоры и создавал страны.., «Скончался неожиданно в Риме, сопровождая цесаревича Александра Николаевича в зарубежной поездке…», – прочел Райнхард, и затем отключился от сети.

– И что же ты нашел? Что-то тебя шокирующее? – спросил Зиг участливо, увидев, что лицо друга несколько побледнело.

– Он жил на самом деле… И я был в прошлом Земли, – прошептал его друг. – И видел реальных людей…

Зигфрид положил руку ему на лоб.

– Кажется, у тебя снова растет температура… Давай ее смерим?

– Хватит!» – прорычал Райни. – Все со мной нормально, это не бред! Лучше скажи: можно ли без антибиотиков вылечиться от пневмонии?

– Но нельзя прерывать курса, доктор же сказал… – пролепетал Зиг.

– Я не про то совсем, – фон Мюзель понял, что поделиться опытом он ни с кем не сможет. Особенно с близким другом… Что тогда сказал этот Кристоф, имея в виду Зигфрида: «Он не очень друг»? Нет, он просто плохо себя чувствует, больно сидеть в постели от уколов, сделанных Кирхайсом, оттого и злится… Надо взять себя в руки. И он отвернулся, смежив веки и надеясь, что снова повстречает знакомого, который и расскажет более подробно о себе и своей участи, о том, как справился с болезнью, раскрасит сухие строки энциклопедии ценными подробностями…

…Через шесть дней, когда доктор признал, что горло наконец-то очистилось, а температура не поднималась выше 37,5 даже в вечерние часы, Райнхард решил покинуть Капча-Ланку. -Курс лечения я продолжу дома, – уверил он доктора, которому не нравились остаточные хрипы в легких и кардиограмма, которую все же сняли на специально привезенном с «материка» приборе. Как потом сказал сам доктор, все снабжение поступило не потому, что о них подумали во дворце. А потому что новый начальник базы приказал разобрать трофеи, захваченные у мятежников, и нашел среди них немало медицинского оборудования и медикаментов. При этих словах Райнхард почувствовал некое разочарование: он-то был уверен, что постарался друг, сообщив о его состоянии сестре и сказав, что именно нужно для лечения и обследования. Зигфрид его и не разуверял, но в решении сбежать из этой ледяной пустыни поддержал. Про уколы молодые люди довольно быстро забыли, а некую слабость, которая длилась потом почти месяц, Райнхард списал на естественный процесс выздоровления. Стыдно было обращаться к врачу Рейхсфлота с такой мелочью, тем более, его ждали другие, более масштабные дела…

Дым постепенно развеивался, и окружающее пространство приобретало прежние краски. Все, казалось, происходило во сне, тягостном и длинном, из которого так и не получалось проснуться, сколько не пытайся. Чувства, на несколько мгновений застывшие, вновь возвращались к нему со всей четкость.

…А что это именно случилось, Райнхард поначалу и не понял, но нынче пытался восстановить весь ход событий за несколько мгновений.

Все было поначалу хорошо, в том смысле, что шло так, как и должно – обычный прием, светская болтовня, та нудная скука, которая бывает на подобных мероприятиях. К ним он еще не привык и не знал, а стоит ли вообще привыкать? Втайне он завидовал Зигу, оставшемуся за дверями – строгий протокол никак не предполагал присутствия офицера «из простых» на приеме, куда ожидали самого кайзера. Все шло чинно и мирно – он поговорил с очаровательной баронессой Магдаленой фон Вестфален, ответил на приветствия, словно читая в глазах присутствующих важных аристократов: «И здесь этот белобрысый сопляк!», «Кого только не пускают…», разглядев жемчужины живописной коллекции, собранной герцогом Брауншвейгом собственноручно. Тот предпочитал земную живопись в стиле «романтизм», и ориентировался именно на эти шедевры. Поговаривали, что оригиналы из того, небывалого 19 века, купленные за баснословные деньги, висели у герцога в гостиной. Грубым диссонансом среди мирных морских пейзажей, идиллических лесов и видов на прекрасные руины смотрелся огромный, в полный рост, портрет кайзера Рудольфа фон Гольденбаума. Несмотря на общий парадный тон, смотрелся основатель Империи весьма грозно и при этом неприглядно. Его потомок, вовсе не такой внушительный, запаздывал надолго, а вскоре из дворца Нойе Сан-Суси пришла новость: Фридрих-Вильгельм нездоров, поэтому решил отменить визит к герцогу Брауншвейгу. Гул разочарования последовал за этим известием, сменившись вздохами притворного сочувствия захворавшему монарху и перешептываниями, немалая доля которых сопровождалась мимолетными взорами в сторону Райнхарда. Ему самому не надо было прислушиваться, чтобы догадаться, о чем они говорят. Небось, утверждают, что кайзер предпочел утехи со своей фавориткой утомительным светским обязанностям… Разговоры эти уже не вызывали в молодом офицере гнева, как прежде, – только скуку.

Прием состоялся – и отменять его не стоило. Оставалось лишь скучать, и Райнхард продолжил бродить по комнатам, обмениваясь светской болтовней с гостями. Пару раз он снова встречался с баронессой фон Вестфален. С ней, как ни странно, даже пустые разговоры нынче казались исполненными смысла и значения.