Михаил Рощин - Страшные истории

Откуда она появилась в их жизни? Они нашли её на улице, но кто мог её выбросить? И почему?

Она чувствовала, что поделка уникальна. Чем сложнее игрушка, тем дороже она для владельца. Попробуйте сломать любую из них, и она сразу теряет ценность. Любая, даже эта кукла. Как там её называет сын? Веревочный человек. Точно. Таких она никогда не встречала.

Конечно, она слышала о всяком. Что бывают уникальные вещи, и кто-то считает, что они обладают своей душой. У каждой вещи есть внутреннее естество, но лишь единицы могут заметить его и понять. Казалось, мальчик всё знал, но ничего не говорил. Для него это был просто воображаемый друг, который уделял ему время.

А на деле что же это такое? Дух, питавшийся страданиями других людей? Возможно. Мальчик по-своему страдал, и это помогло кукле ожить. Он был прекрасным источником пищи для куклы, был проводником, высасывавшим жизнь из окружающего мира и отдававшим его кукле.

И тут мать поняла: всё изменилось, когда мальчик сплёл заново левую руку. Кукла вновь стала цельным существом, которое питалось чужими жизнями и вытягивала из мира все соки. Мысль мелькнула вспышкой в сознании, и мать в очередной раз проснулась от забытья.

Она лежала у себя дома, под одеялом. Да, вспомнила. Разболелась и уже второй день не выходила на работу, у неё просто не было сил. А сейчас наступила ночь, и казалось, что жар в теле немного спал. Она отёрла влажный лоб краем одеяла и повернулась в постели.

В свете уличных фонарей, проникавших сквозь тонкие занавески, она заметила что-то на соседней подушке. Глаза, хоть и привыкшие к темноте, не сразу рассмотрели, а разум так и вовсе отказывался понимать, что он видит.

Но сомнений не было. На второй подушке лежала кукла. Веревочный человек оказался здесь, вот только как? Она была в забытье и не помнила, чтобы кто-то приходил. Возможно, это сынишка тихо прокрался и оставил их наедине. Только оставалось неясным, зачем. Ведь он никогда не расстаётся с куклой, даже по ночам.

Она вспомнила обрывки его слов, проникавшие в разум сквозь лихорадочный морок, как малыш рассказывал ей историю. О садике, о детях, об отце. Что и как произошло.

Страх закрался в её душу. Она слишком ослабла за эти дни болезни, и теперь не было сил даже подняться. Оставалось просто лежать и смотреть на куклу, не моргая и не отводя глаз. Она боялась, что кукла оживёт и сделает что-то ужасное.

«Скорее бы наступило утро».

Тогда уже будут силы, к утру она отдохнёт и сможет встать. Сможет одеться и выбросить эту проклятую игрушку, которая приносит в мир только плохое. А пока лучше еще полежать. До рассвета еще немного.

Она не сводила глаз с Веревочного человека, и в ночном мраке ей привиделось, что у него шевельнулась рука. Глубокий вдох, пристальный взгляд – нет, показалось. Кукла лежит неподвижно, а это, наверное, уже начинается истерика. Такие вещи не оживают и не убивают людей. Ей просто нужно еще немного отдохнуть.

И она продолжала лежать дальше. Вот уже сумерки сгустились, наступал тот самый предрассветный час. Время ночи, когда тьма гуще всего. Любое движение замирает, шумы исчезают, и остаёшься лишь один на один с собой. Слушаешь себя, своё сердце и дыхание. В тишине не раздаётся больше ни звука, и глаза сами по себе начинают закрываться…

Сколько времени прошло, она не знала. Ей снилось, что она лежит в своей постели и всё никак не может проснуться. Она ворочается с боку на бок, а подушка то и дело попадает ей в лицо. Попытки выкрутиться, но каждый раз безрезультатно, и уголок ткани всё равно забивается ей в рот. С каждым движением кусок подушки заталкивается всё глубже и глубже, она понимает, что скоро начнёт задыхаться. И действительно, воздуха не хватает. Зато паники с избытком. Она пытается избавиться от этого кляпа, но всё без толку. Извивается на постели, потом начинает его жевать, надеясь разорвать подушку и выплюнуть её по частям…

И в этот момент просыпается. Глаза широко распахиваются, за окном уже светает, а во рту у неё торчит изжёванная рука Веревочного человека.

***

Она идёт по улице, запахнув куртку и опустив голову. Нельзя ни с кем встречаться взглядом, иначе голос вновь появляется и начинает говорить.

«Он скоро оступится в ямке и сломает лодыжку». «А она беременна на малом сроке, будет выкидыш».

Остановилась на перекрёстке, идти остаётся еще немного. Кукла лежит в правом кармане, но даже оттуда умудряется достать своим до разума своим мерзким голосом. Попытка разрезать её ножом не удалась, сжечь – тоже. Выбрасывать в мусоропровод рискованно, лучше куда-то подальше от людей. Сынишка спит в своей комнате, он еще не знает, куда и зачем ушла мать. Она хочет спасти своего сына от этой ужасной игрушки, хочет спасти себя и всех, кого хоть немного знает. Её нужно спрятать подальше.

Сигнал светофора застрекотал, сообщая слепым пешеходам, что можно идти. Она движется дальше, случайно поднимает глаза на одну из машин. Водитель провожает её взглядом, а в голове появляется голос. «Он изменил жене, заразился болезнью и пока не знает об этом».

Опустить глаза и не слушать! До пустыря остаётся еще немного, всего несколько минут ходьбы.

«Вот видишь, что я могу тебе дать? Ты станешь очень могущественной, почти как я сам. Тебе нужно только держать меня за руку».

Ага, конечно. За руку. Одну-то она разжевала и превратила в пучок торчащих во все стороны веревочек. Узелки расплелись и повисли безвольной плетью. Как будто рука была сломана и требовала починки.

«Если ты от меня избавишься, твой сын расстроится. Ты ведь не хочешь, чтобы он плакал?»

Ему будет лучше. Поплачет и забудет. Ты ненастоящий друг, ты его просто использовал.

«Всё равно избавиться от меня не получится. Я существую уже не одну сотню лет, и всегда возвращаюсь к людям. Я создан, чтобы ими питаться».

Вот и будешь питаться землёй, на заброшенном пустыре. Там и людей-то никогда не появлялось.

Это место пустовало, сколько она могла вспомнить. Кусок голой серой земли позади железнодорожной станции. Ни построек, ни растений. Куски мусора, битые бутылки и больше ничего.

Вскоре она добралась до нужного места. Оглянулась, нет ли поблизости кого, кто сможет заметить. Нет, вокруг ни души. День уже посветлел, начинал накрапывать мелкий дождик, подтаивая оставшиеся островки снега.

Она прямо руками раскопала холодную землю. Не глубоко, всего лишь на пару десятков сантиметров. Почва поддавалась с трудом, за долгие годы она стала плотной, как асфальт. Но вскоре на дне импровизированной могилы лежала кукла с расплетённой левой рукой. А через секунду на неё сверху начали падать комья мокрой земли.

Когда она покидала пустырь, в голове раздался последний крик Веревочного человека.