Алексей Ракитин - Дети Сатурна. Серия «Ревизор Роскосмоса»

– Всё-таки, наши нормы снабжения изменились невообразимо, – пробормотал он. – Десять тонн на человека в месяц – это избыточно! Правда, это вместе с водой, но всё равно очень много. Мы месячный лимит по продуктам питания выбирали дважды – и это за все годы функционирования.

– Да уж, – я не мог не согласиться, – вспомни, каким был рацион двадцать лет назад, когда мы с тобой только начинали летать…

Уселись мы за самый дальний столик, чтобы своим присутствием не мешать общению остальных членов экипажа.

– Ты что-то хотел сказать, когда мы входили, – напомнил я Вадиму. – Что-то про Завгороднего.

– А, да! У него сегодня плановый вылет на промысел. Через… – Вадим скосил глаза в иллюминатор, в углу которого горела индикация места и времени базы. – через три часа двадцать минут.

– Отлично, я полечу с ним.

– Что это ты удумал? – удивился Королёв и, не дожидаясь ответа, тут же решил. – Я лечу с тобою.

– Нет, ты со мной не отправишься. Не надо доводить доброе дело до безумия, на борту «бульдозера» мне ничто не угрожает. В конце-концов, за моё здоровье будет отвечать Завгородний – ведь он будет командиром «челнока» – вот пусть и отвечает! – отмахнулся я. – Если я погибну – он отправится в дом с клетчатым окошком до конца своих дней. Причём, бесславно и с позором!

– Э-э… – Королёв явно смешался, но отступить не пожелал. – Не надо демонстрировать свою брутальность и отвагу таким образом.

– Я не брутальность демонстрирую, а знание «Кодекса». Командир отвечает персонально за жизнь каждого из числа находящихся на борту управляемого им корабля. Персонально и каждого… номер статьи помнишь?

– Ну, тогда и меня надо отправлять на нары… Учитывая случившееся с тобою и Акчуриной. – буркнул командир, на что я тут же не без внутреннего удовольствия ответил:

– Да ты не торопись! Надо будет, тебя тоже определят… когда у нас в России тюремных нар не хватало?!

Вадим поперхнулся квашеной капустой с брусникой. Эффект мне понравился, признаюсь. Пару секунд я наблюдал за тем, как командир операционной базы вытирал салфеткой сопли и слюни, затем мягко съехал с острой темы:

– Я не знаю, как ты ешь квашеную капусту с брусникой – это же чистая кислота! Подойди к аккумуляторной батарее, выпей из неё серной кислоты – эффект для желудка будет тот же… даже вкуснее покажется. Добей желудок, посыпь капусту красным перцем!

Вадим пыхтел, потел, работал салфеткой, затем отбросил её в мусороприёмник и очень аккуратно пробормотал:

– Ты издеваешься надо мной, что ли?

– Никто тебя в тюрьму сажать не собирается, – успокоил его я. – Но и ты, пожалуйста, не заостряй тупые углы. Тебе не к лицу пафосная защита моей жизни. Я сам справлюсь, поверь, у меня это дело получается неплохо. Это понятно?

– Понятно…

– На борту «бульдозера» мне ничего не угрожает, – продолжил я свою мысль, но Королёв меня опять настырно перебил:

– Тебе и в медицинском отсеке ничего не угрожало, однако же…

Но вот тут я его остановил без всяких санитментов:

– Хватит – это не обсуждается!

Командир засопел, но обижаться ему было не на что, как говорится, избегай панибратства и панибрат избежит тебя…

– Мы сейчас отправимся в центральный пост, – спокойно продолжил я, давая понять, что не заметил мимолётно возникшей неловкости. – Поговорим с дежурной сменой, посмотрим видеозаписи из коридоров, заглянем в протоколы срабатывания замков – глядишь, наш маленький детективчик сам-собой и распутается. Расскажи, пожалуйста, кто там сейчас дежурит?

– Смены из двух человек по двенадцать часов несет персонал из группы аварийно-спасательных работ и дежурного обеспечения. Всего их шесть человек – три пары. Старший группы, седьмой её член, Олег Афанасьев, присутствовал вчера на встрече в Ситуационном зале.

– Да-да, помню…

– Работа у них ответственная, но рутинная. Сидят пристёгнутые к параллельно-блокированным креслам, то есть одновременно встать не могут, если надо выйти, то только по-одному. Аварий и катастроф у нас, к счастью, не бывало – три раза приходилось выполнять уклонение при астероидной угрозе, один раз имела место грубая ошибка пилотирования при стыковке и навал грузового корабля на полужёсткий корпус… Кроме того, дважды возникали незначительные технологические сбои в аффинажном производстве, ну, там… перегрев, расплав термоизоляции печи… мелочь в сущности, у нас этих печей более сотни! И все эти неприятности, заметь, имели место за четыре года безостановочной работы! Даже чуть более четырёх… – поправился командир. – Сейчас на дежурстве находится та же самая смена, что заступала во время нападения на тебя. Так что поговорим очно, всю документацию посмотрим, какую душа. Признаюсь, я и сам хотел бы кое-какие вопросы задать…

– Спасибо за познавательный рассказ, но я так и не услышал, кто же там сейчас дежурит?

Однако, услышать ответ на этот незамысловатый вопрос мне явно было не суждено. Потому что до моего слуха донеслась реплика, явно адресованная ушам ревизора «Роскосмоса».

– Ваша честь, можно ли задать вам принципиальный вопрос?

Поскольку «вашей честью» в кают-компании мог быть только я, вопрошающий имел намерение обратиться именно ко мне. Голос был очень приятный – звонкий, ясный, отчётливый каждым произносимым слогом, звучал он как кап е ль… такими голосами в театральных постановках обычно произносят самые важные монологи. И даже не в каждом театре, ибо актёров с такими голосами на все театры не хватит.

Вопрос задала женщина, которую я заметил ещё будучи в дверях отсека. Худощавая, с высокой талией, явно отличная спортсменка, правильными чертами лица и той специфической бесовщинкой во взгляде, что сразу выдаёт женщину-провокатора. Когда такая разговаривает с мужчиной в момент обналичивания месячной зарплаты, мужчина автоматически пытается прикинуть как далеко эта зарплата позволит его фантазиям зайти? Не потому, что мужчина порочен, а просто потому, что так работают наши рефлексы. Скажем прямо, задавшая вопрос дама была очень красива. Женщины-космонавты все красивы – это одно из условий психоэмоционального комфорта команды, но именно эта была просто сногсшибательна. Да… Именно так!

– Принципиальный вопрос подразумевает принципиальный ответ? – уточнил я на всякий случай. – Или допустимо принципиальное молчание?

– Хотелось бы услышать ваше мнение о предстоящем полёте «Юрия Долгорукого». – пояснила дама. – Некоторые члены нашего маленького коллектива подали заявки на участие в проекте и имеют собственное мнение о некоторых его аспектах. Интересует ваше суждение.

– А какую связь вы усматриваете между мною и запланированным через год полётом «Юрия Долгорукого»? – я решил немного затупить ситуацию, поскольку примерно понимал, каким должен быть ответ на заданный мною вопрос.