Аврам Дэвидсон - ФАТА-МОРГАНА 7 (Фантастические рассказы и повести)

— Не дай им сломать себя, никогда ничего не бойся.

И Элоиза просто сидела и ждала, полностью расслабившись. Она внимательно осмотрела театр; огромные окна распахнуты в передний двор. Внутри — ряды врачей, откинувшись в мягких креслах. За ее спиной — задник, прямо перед ней лестница, отделяющая кафедру от аудитории. На потолке — очень яркие лампы. Никаких телекамер. Этот конклав проходил при закрытых дверях. Хотя не было никакой уверенности, что к этому моменту весь Пергамон не знал о ее дурной славе. Она снова посмотрела в окно, на площадку переднего двора. На площадке не было никаких других строений. Кое-где в отдалении маячили кучки людей, похожих на стадо коров.

Из-за кулис торопливо вышла распорядительница. Мгновенно установилась почтительная тишина. Распорядительница заговорила. У нее был начальственный, уверенный голос, голос человека с серьезным, неулыбчивым лицом, в ее голосе звучало «МЫ», а не «Я».

— Кто будет обследовать пациентку первым?

В глубине зала поднялся мужчина.

— Можно мне, Мэйтрон?

— Очень хорошо. Приступайте. Потом установите очередность.

Мэйтрон покинула сцену, и Элоиза увидела своего первого врача.

Словно распустившийся мак, из зала поднялся худощавый мужчина с пышной шевелюрой ярко-алых волос и бледно-зеленым пятном на шее. Он протиснулся к ней сквозь окружавших его коллег. Казалось, что он был переполнен сознанием важности своей миссии. Элоиза не знала, какая мучительная болезнь или хроническое воспаление желез придавали ему такой странный вид, да ее и не волновало это. Он не представлял для нее никакого интереса и страха тоже не вызывал.

— У меня есть результаты анализа пункции вашего спинного мозга, — сказал он, улыбаясь.

Она напрягла память: манометр, мензурка, шприц… Неприятно.

Но все это в прошлом. А что сейчас?

— Скрестите колени.

Элоиза скрестила колени. Он открыл большой чемодан с целым набором инструментов, взял резиновый молоточек и мягко ударил прямо под коленной чашечкой. Нога Элоизы взметнулась вверх и ударила врача под подбородок. Это вызвало смешок и небрежные аплодисменты в зале. Врач медленно отвел голову. Никакой другой реакции на удар не последовало. Он внимательно изучал содержимое чемодана. Там лежала кисть № 6 из верблюжьей шерсти, три контрольные пробирки с неизвестным содержимым, три небольших пластмассовых конверта, острая булавка и камертон. Он резко ударил по камертону, посмотрел Элоизе в лицо и, стесняясь чего-то, спросил, как, по ее мнению, настроен ли камертон.

— Звучит неплохо, — ответила она.

— Хорошо, хорошо, — профессиональной скороговоркой пробормотал он и без предупреждения ткнул ее булавкой в икру. Элоиза вскрикнула, а врач засмеялся. Засмеялись и его коллеги в зале.

— Заканчивай, — крикнул кто-то.

Он открыл контрольную пробирку, обмакнул в нее палец и сунул его в какой-то порошок.

— Попробуйте это.

Она попробовала.

— Он соленый.

— А это?

— Это сахар.

— Абсолютно верно. — Он убрал третью пробирку в чемодан. Затем вскрыл один из заклеенных конвертов и поднес его к точеному носику.

— Пахнет цветами, — понюхала она.

— А это?

— Гнилью.

— Тоже верно, — Он поспешно все убрал.

Доктор протянул худую бледную руку и осторожно поднял подол ее короткого белого платья. Потом извлек из чемодана кисть № 6 и дотронулся до Элоизиных ягодиц, плотно прилегавших к креслу.

— Что это напоминает?

— Можно сравнить это с легким прикосновением крылышка новорожденного мотылька в сумерках. А можно сказать, что вы попросту щекочете мне зад.

— Точно.

Она внимательно посмотрела на него. Его глаза казались изготовленными из пластмассы и были словно бы вдавлены в голову, как затвердевшая масса. Они не были нормальными, как у других людей. И все-таки он смотрел.

— Закройте глаза, — попросил он. — Разведите руки в стороны.

Элоиза сделала все, как ее попросили, но непроизвольно напряглась, в ожидании щекотки подмышкой.

— Быстро соедините указательные пальцы.

Она выполнила и это.

Врач встал, отбросил свои игрушки. Повернулся к аудитории.

— У нее железные нервы, и все ее чувства в полнейшем порядке! — Эти его слова никого не удивили. На сцене появилась Мэйтрон.

— Покиньте, пожалуйста, сцену, — поклонилась она ему. Он удалился, разочарованный и побежденный.

— Пожалуйста, следующий врач.

В наступившей тишине было слышно тяжелое сопение, потом щелчок золотой коробочки для пилюль, когда очередной экзаменующий врач принимал дигиталис, чтобы справиться с сердечной недостаточностью. Его лицо было пунцовым, когда он добрался до сцены со своим стетоскопом. Непослушные пальцы с трудом сжимали резиновую трубку. Он хотел прослушать ее мягко вздымающуюся грудь, но только постучал по грудной клетке и засеменил обратно, качая головой. Он не вызвал ни аплодисментов, ни комментариев. И Мэйтрон вызвала нового врача. Элоиза смотрела в окно, пока медбрат готовил инструменты. Она заметила приближающуюся к зданию группу людей.

Тампоны, хирургические щипцы, маточный зонд, влагалищный расширитель Куско, двустворчатое и утконосое зеркала, акушерские мази.

Элоиза сморщилась от отвращения. Все эти железки выглядели холодно и неприветливо. Ведь цервикальные мазки, наверное, показали, если что-то было не так с ее детородными органами. Все это было, несомненно, лишь ритуалом, публичной демонстрацией ее удивительного здоровья. Она расслабилась и стала рассматривать доктора, специалиста в области гинекологии. Толстый, с бычьей шеей парень взобрался по розовым пластиковым ступеням и тяжело ступил на сцену. Он не переставал расчесывать руки. Нервное возбуждение и боль от лопающейся кожи заставляли его сжимать зубы и кривить подбородок. Белые клочья эпидермиса, потом дермиса с каплями крови падали на пол сцены. Он бормотал, что хотя наконец его астма улеглась, но псориаз съел его тело. Потом он смазал руки составом из маленькой пробирки и огляделся в поисках пациентки и инструментов. Элоиза взглянула на его воспаленные, мокнущие руки, вспомнив, что заболевание такого рода не относится к инфекционным. Доктор покрутил винт, и кресло превратилось в диван с лежащей на нем Элоизой. Он взял с нижней полки тележки сверкающую чистотой простыню и укрыл Элоизу, потом откинул край простыни, открыв часть тела ниже пупка.

— Колени вверх и раздвиньте их.

Под простыней Элоиза, тихонько вздыхая от нетерпения и скуки, изучала свои ногти. Она негромко вскрикнула, почувствовав введенный в нее холодный предмет; Боли она не чувствовала, но ее сознание пыталось представить то, что ей не дано было видеть. Отвратительно лежать под стерильной простыней, ощущая, как в тебе ковыряется безжизненный инструмент. Должны быть более приятные способы.