Артур Кларк - ФАТА-МОРГАНА 6 (Фантастические рассказы)

Все еще раздумывая над способами осуществления побега, Фримэн обнаружил, что уже не в состоянии выбраться из манежа. Легкие деревянные стойки были слишком крепкими, и он не мог сломать их своими ручонками, и вся клетка была слишком тяжелой для того, чтобы приподнять ее. Обессилев, он присел на пол и стал нервно играть с большим разноцветным мячом.

Теперь он догадался, что вместо того, чтобы избегать Элизабет и скрывать свою трансформацию, он должен привлечь ее внимание и заставить признать его истинную личность.

Поднявшись на ноги, он стал раскачивать манеж из стороны в сторону, в конце концов развернув его таким образом, что острый угол застучал по стене.

Элизабет появилась из своей спальни.

— Ну, малыш, к чему весь этот шум? — спросила она улыбнувшись. — Не хочешь ли ты пирожного?

Она стала на колени подле манежа, и ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Фримэна.

Собрав все мужество, Фримэн смотрел прямо на нее, изучая эти большие, немигающие глаза. Он взял пирожное, прочистил горло и сказал, тщательно выговаривая слова:

— Я н во бенок.

Элизабет взъерошила его длинные белокурые волосы.

— Правда? Какой ужас!

Фримэн затопал нйжками, затем скривил губы.

— Я н во бенок, — закричал он. — Я во уж.

Посмеиваясь про себя, Элизабет принялась освобождать от вещей шкафчик рядом с постелью. Покуда Фримэн пререкался с ней, тщетно стараясь четко выговаривать звуки, она вынула его смокинг и пальто, затем освободила комод, собрала вместе его рубашки, носки и сунула куда-то, завернув в простыню.

Расправившись с его вещами, она вернулась и разобрала постель, придвинув к стене вплотную, а на ее место поставила детскую кроватку.

Вцепившись в поручни манежа, ошарашенный Фримэн наблюдал, как последние останки его прежнего существования уносились куда-то вниз.

— Лизабе оги ме, я…!

Затем он сдался, пошарил по полу в поисках чего-либо пишущего. Собрав воедино все свои силы, он качнул манеж к стене и, пользуясь слюной, обильно бежавшей у него изо рта, большими буквами написал:

«Элизабет! Помоги мне. Я не ребенок!»

Стуча по полу кулачками, он наконец привлек внимание Элизабет, но, когда указал на стену, знаки уже высохли. Рыдая от бессилия, Фримэн проковылял по клетке к стене и принялся воспроизводить послание. Прежде чем ему удалось завершить создание двух или трех букв, Элизабет обхватила его рукой за талию и вынула из манежа.

Единственное кресло стояло во главе стола в столовой, а рядом был высокий стул. Все еще пытаясь составить членораздельное предложение, Фримэн почувствовал, как его вставили в стул, посадили и повязали шею большим слюнявчиком.

Во время еды он пристально наблюдал за Элизабет, надеясь отыскать в ее лице следы хотя бы мимолетного понимания того, что двухгодовалый ребенок, сидевший перед ней, был ее мужем. Фримэн дурачился с пищей, пытаясь состряпать на подносе вокруг тарелки какое-нибудь грубое послание, но когда указал жене на эти пятна, она лишь всплеснула руками и насухо вытерла поднос. Выбившись из сил, Фримэн позволил унести себя наверх и лежал теперь в кроватке под крошечными одеяльцами, прихваченный ремешками.

Время было против него. Теперь он спал большую часть дня. В первые часы после пробуждения он чувствовал себя посвежевшим и сильным, но энергия быстро оставляла его, и после каждого приема пищи неодолимая летаргия овладевала им, действуя словно снотворное. Смутно он понимал, что метаморфоза продолжается совершенно бесконтрольно — когда он проснулся, то сумел сесть с большим трудом. Попытка подняться на свои подгибающиеся ножки измотала его через несколько минут.

Он лишился дара речи! Он мог производить только смехотворное похрюкивание либо нечленораздельный лепет. Лежа на спине с бутылочкой теплого молока во рту, он понимал, что теперь его единственной надеждой был Хансон. Рано или поздно он обязательно появится и увидит, что Фримэн исчез, а все следы его существования тщательно прибраны.

Подпертый диванной подушкой, Фримэн сидел на ковре в гостиной и видел, как Элизабет опустошила его письменный стол и унесла вниз книги с полок рядом с камином. В сущности, она была теперь вдовствующей матерью годовалого ребенка, расставшейся с мужем еще в медовый месяц.

Подсознательно она уже приняла на себя эту роль. Когда они выходили на утренние прогулки, — Фримэн, прихваченный ремешками в коляске, с целлулоидным кроликом, гремящим в нескольких дюймах от его носа и доводившим его чуть ли не до сумасшествия, — то встречались со многими людьми, которых он видел раньше, и все они принимали за само собой разумеющееся тот факт, что он — сын Элизабет. Когда они склонялись над коляской, тыча его пальцем в живот, поздравляя Элизабет с тем, что ее ребенок такой большой и так развит, несколько раз заходил разговор о муже Элизабет, и она отвечала, что тот был в длительной командировке. По-видимому, она уже успела позабыть Фримэна, выбросив его из своей головы.

Он понял, как ошибался, когда они возвращались после такой очередной вылазки, которая оказалась его последней прогулкой.

Когда они приблизились к дому, Элизабет вдруг слегка замедлила шаг, покачивая коляску; по-видимому, она была не уверена, стоит ли ей возобновить движение. Кто-то кричал им что-то издалека, и когда Фримэн попытался вспомнить, кому принадлежит этот знакомый голос, Элизабет склонилась над ним и натянула капюшон ему на голову.

Пытаясь освободиться, Фримэн узнал высокую фигуру Хансона, громоздившуюся над коляской; он поигрывал своей шляпой.

— Миссис Фримэн, я пытался дозвониться вам всю неделю. Как вы поживаете?

— Очень хорошо, мистер Хансон. — Она развернула коляску, пытаясь отгородиться от Хансона. Фримэн увидел, как она сконфузилась. — Боюсь, мой телефон не в порядке.

Хансон обошел коляску, с интересом разглядывая Элизабет.

— Что случилось с Чарльзом в субботу? Пришлось отправляться в командировку?

Элизабет кивнула.

— Ему было очень жаль, но случилось что-то важное. Он пробудет в отъезде некоторое время.

«ОНА ЗНАЛА ВСЕ», — автоматически подумал Фримэн.

Хансон заглянул под капюшон:

— Решил прогуляться поутру, паренек? — Он повернулся к Элизабет: — Отличный ребенок. Обожаю сердитых. Сын вашей соседки?

Элизабет покачала головой:

— Сынишка друга Чарльза. Нам пора идти, мистер Хансон.

— Зови меня Роберт. До скорого.

Элизабет улыбнулась, ее лицо снова приняло спокойное выражение.

— Конечно, Роберт.

— Отличный спектакль, — с шаловливой ухмылкой Хансон удалился.

ОНА ЗНАЛА. Потрясенный, Фримэн как можно дальше оттолкнул от себя одеяльце, глядя вслед уходящему Хансону. Один раз тот обернулся, чтобы помахать Элизабет, которая в ответ подняла руку, а затем вкатила коляску в калитку.