Артур Кларк - ФАТА-МОРГАНА 6 (Фантастические рассказы)

Уставившись на Элизабет, Фримэн попытался сесть, в надежде, что она заметит следы гнева на его лице. Но она быстро зарулила коляску на дорожку, расстегнула ремни и вынула Фримэна.

Когда они поднимались по лестнице, он глянул через ее плечо на телефон — тот был отключен. Все это время она знала, что происходит, умело притворяясь, что не замечает его метаморфозы. Она предвидела каждую стадию этой трансформации — соответствующий гардероб подбирался наперед, вот откуда последовательность одеяний все меньшего и меньшего размера. Манеж и кроватка были заказаны для него, а не для ребенка.

Какое-то мгновение Фримэн даже засомневался, а была ли она вообще беременна. Припухлость на лице, раздавшаяся фигура ведь могли быть только его фантазией. Когда она сказала ему, что ждет ребенка, он не мог даже вообразить, что этим ребенком будет он.

Обращаясь с упакованным Фримэном довольно грубо, она положила его в кроватку, устроила под одеяльцем. Он слышал, как она быстро двигается внизу, по-видимому, готовясь к какому-то необычному делу. Почему-то она закрывала окна и двери. Прислушиваясь к этой возне, Фримэн чувствовал, что сильно замерз. Его тельце было спеленуто, как у младенца, массой теплых пеленок, но ему казалось, что его косточки были подобны сосулькам. Странная сонливость снизошла на него, унеся прочь страхи и гнев, и центр его мироощущения переместился от зрения к осязанию. Неяркий дневной свет жалил его в глаза, и когда они закрылись, он очутился в объятиях туманной дремы; нежная кожа его тела взывала о помощи.

Чуть позже он почувствовал, как руки Элизабет сняли с него одеяльца и понесли по коридору. Постепенно его память, хранившая воспоминания о доме и его собственной персоне, начала угасать, и его сморщенное тельце беспомощно прижалось к Элизабет, лежавшей на своей широкой кровати.

С отвращением почувствовав волосы, скребущие его по лицу, он впервые ясно отметил то, что так долго было в тумане. Перед самым концом он неожиданно издал крик радости и изумления, вспомнив забытый мир своего раннего детства.

Когда ребенок у нее в животе утих, пошевелившись в последний раз, Элизабет опустилась на подушку; родовые схватки медленно отступали. Постепенно она ощутила прилив новых сил, обширный мир внутри нее успокаивался, словно прокалывая самое себя. Пристально уставившись в потемневший потолок, она отдыхала несколько часов, время от времени устраивая поудобней свое большое тело в постели.

На следующее утро она поднялась на полчаса. Ребенок уже не казался таким тяжелым, а через три дня она смогла совсем покинуть постель, свободный халат скрывал все, что осталось от ее беременности. Она медленно принялась за последнее дело: убрала прочь все, что осталось от детской одежды, разобрала кроватку и манеж. Одежду она раскладывала по большим пакетам, затем позвонила в местную благотворительную организацию, откуда вскоре пришли за вещами. Коляску и кроватку она продала торговцу подержанными вещами, который однажды проезжал по улице, За два дня она уничтожила все следы своего мужа, содрав цветные картинки со стены детской и подвинув на середину комнаты запасную кровать.

Все, что оставалось, было лишь все уменьшающимся узелком в ее утробе, крохотным сжатым кулачком. Когда она почти перестала чувствовать его, она взяла свой ларец с драгоценностями и положила туда снятое обручальное кольцо.

На следующее утро, возвращаясь из торгового центра, Элизабет услышала, как кто-то окликает ее из автомобиля, припаркованного у ее калитки.

— Миссис Фримэн! — Хансон выпрыгнул из автомобиля и с веселым видом приблизился к ней. — Как приятно видеть, что вы так хорошо выглядите.

Элизабет ответила ему широкой приветливой улыбкой, ее красивое лицо приняло еще более чувственное выражение благодаря припухлости черт. На ней было яркое шелковое платье, и все видимые следы беременности исчезли.

— Где Чарльз? Все еще в отъезде? — спросил Хансон.

Губы Элизабет растянулись в улыбке еще шире и обнажили ее крепкие белые зубы. Ее лицо стало странно невыразительным, а глаза в тот же миг уставились в одну точку на горизонте, далеко от лица Хансона.

С неуверенным видом Хансон дожидался ответа, затем, поняв намек, склонился к приборной панели автомобиля и выключил двигатель. Он присоединился к Элизабет, открыв для нее калитку.

Так же Элизабет познакомилась со своим мужем. Три часа спустя метаморфоза Чарльза Фримэна достигла своей кульминации. В то последнее мгновение он достиг своего истинного начала — мгновение его зачатия совпало с мгновением его умирания, конец его последнего рождения с началом его первой смерти.

Один вместе с ребенком.

Перевод с англ. А. Кондракова

Ларсен ждал Бейлисса весь день; психолог жил в соседнем шале и обещал заглянуть к нему еще вчера вечером. Это было похоже на Бейлисса — никогда не назначать точного времени. Этот высокий угрюмый мужчина с бесцеремонными манерами просто взмахнул неопределенно своим шприцем и пробормотал что-то о завтрашнем дне: он обязательно зайдет, может быть. Однако Ларсен отлично знал, что он появится, потому что случай был слишком интересным для того, чтобы его пропустить. Косвенно это имело для Бейлисса такое же значение, как и для него самого.

Дело было только в том, что беспокоиться приходилось Ларсену — к трем часам дня Бейлисс еще не материализовался. Чем он там еще занимался теперь, сидя в своей гостиной с белыми стенами, оборудованной кондиционером, прослушивая квартеты Бартока на стереосистеме? Между тем Ларсену не оставалось ничего другого, как только бродить по своему шале, бесцельно переходя из комнаты в комнату подобно тигру, страдающему неврозом страха; приготовить на скорую руку ленч: кофе и три таблетки амфитамина из личного запаса, о котором Бейлисс лишь смутно догадывался. В конце концов, нуждался же он в стимуляторах после обильных инъекций барбитуратов, [72] Барбитураты — снотворное; амфитамин — средство, сильно возбуждающее ЦНС. которыми Бейлисс накачивал его после приступа. Ларсен попытался успокоиться за чтением «Психологического анализа» Кремчера — тяжелого тома, полного графиков и таблиц: на этом настаивал Бейлисс, подчеркивая, что книга поможет до конца понять его случай. Ларсен просидел пару часов, но не продвинулся далее предисловия к третьему изданию.

Время от времени он подходил к окну и всматривался сквозь пластиковые жалюзи, ища признаки хоть какого-то движения в соседнем шале. Дальше лежала залитая солнцем, подобная огромной кости, пустыня, на фоне которой алые воздухообтекатели «понтиака» Бейлисса горели, словно хвостовое оперенье огненно-красного феникса. Три других шале пустовали. Этот комплекс содержался компанией по электронике, на которую он и Бейлисс работали в качестве сотрудников «восстановительного» центра для старших служащих и уставших «думающих» людей. Площадка в пустыне была выбрана благодаря ее «гипотензивным» достоинствам, так как предполагалось, что психическая нагрузка там равнялась нулю. Два — три дня, проведенных в неторопливом чтении, наблюдении за неподвижным горизонтом — и толерантность [73] Толерантность — способность организма переносить неблагоприятное влияние того или иного фактора среды. поднималась до более приемлемого уровня.