Станислав Коронько - Игрушка богов

Вскоре они затихли. Их храп сменился ровным сопением.

Тимур осторожно снял с себя руку спящей Дианы, выскользнул из-под одеяла. Подошёл к столу, приоткрыл фонарь, дунув, затушил его. Вернулся на своё место. Несмотря на адскую уста лось и лёгкое опьянение сон не приходил. В памяти ещё слишком свеж был разговор с Эзекилем и его попытка свести неугодного ему человека с ума. Повторение такой ночки пугало Тимура больше встречи с богом во плоти.

Но мучиться и беспокойно ворочаться в ожидании страшного сна пришлось не слишком долго. Диана прильнула к спине Тимура, закинула на него одну руку, что-то прошептала. И тут же пришла тьма, а на взбудораженный, перенапряженный разум снизошёл покой.

Этой ночью Тимуру не снилось ничего.

Что удивительно, но Себастиан с Курцем как-то умудрились не прирезать друг друга. Наверное, этому способствовало присутствие ребёнка, ибо поверить, что они пропитались взаимной симпатией и уважением, было довольно трудно. Они проснулись задолго до рассвета и сразу же начали собачиться по всяким мелочам, так что приготовление завтрака превратилось в какой-то балаган. Кончилось всё тем, что между ними снова установился обет молчания. Впрочем, он не затянулся.

Не дожидаясь пока взойдёт солнце, Курц приказал всем собираться. А сам протолкнул лестницу сквозь оставленную между люком и проёмом щель, поднялся на первую ступеньку и прислушался к доносящимся сверху звукам. Не услышав ничего подозрительного, отодвинул люк, высунул наружу голову. Полностью вылез из землянки в густую, почти осязаемую тьму предрассветного утра, едва-едва разгоняемую светом немногочисленных, спрятавшихся за облаками звёзд. Осмотрелся.

Из потолка в освещённую слабеньким огнём лампы землянку свесилась голова Курца и почему-то шепотом изрекла:

— Давайте сюда вещи, тушите свет и вылезайте. Быстро!

Пока Себастиан передавал наверх свою сумку, рюкзак и меч Курца, сонный и вялый Тимур сидел на лавочке за столом и старательно пытался проснуться. Этому в некоторой степени способствовало то, что его вещи всё ещё оставались влажными после вчерашней стирки. Не целиком, лишь в тех местах, где некогда были пятна крови- на животе, в паху и на бёдрах- но всё равно ощущения от прикосновения сырой ткани к коже бодрили.

Тимур с трудом подавил очередной зевок и спросил:

— И чего это вы в такую рань вскочили?

Вручив Курцу последний предмет- обёрнутый тряпкой меч, Себастиан взял с кровати свой плащ, перекинул его через плечо. Ответил:

— Важно добраться до озера пока ещё темно.

— Какого озера?

— Великого озера Рон. На берегу которого стоит Йонбен.

— А я думал, мы по реке поплывём… — поднимаясь и поправляя пояс с висящим на ним мечом, протянул Тимур.

Себастиан схватился за лестницу, поставил ногу на первую ступеньку. Обернувшись, произнёс:

— Ага, по реке… Неужто думаешь, я бы согласился целый день по одной реке плыть? Её ж постами обязательно прекроють.

— Ну… э… — замялся Тимур.

— Давайте, выползайте, — поторопил всех сверху властный голос Курца.

— Слушаюсь, капитан, — пробормотал Тимур.

Вслед за Себастианом по лесенке поднялась Диана, а за ней, предварительно обведя уютное убежище тоскливым взглядом и погасив фонарь, Тимур. И, едва он выбрался наружу, как тут же очутился словно бы в совсем ином мире. В мире тьмы и таинственных шорохов. Морозный ночной воздух сотнями иголок тут же впился в кожу, и сонливость сдуло, как ветром. Лёгкие обожгло свежестью, и этот первый глоток чистого, пьянящего кислорода взбодрил получше вредного кофеина. В уши ворвались звуки стрекотания, треска, щелчков, производимых насекомыми, где-то посреди бескрайнего поля пискнула полёвка.

Курц спихнул лестницу в землянку, закрыл люк, поднял меч, рюкзак и направился к берегу сверкающей серебряными бликами реки. Себастиан накинул на плечи свой плащ, завязал шнурок у горла, перекинул через голову лямку сумки и последовал за медленно бредущими бок о бок Тимуром с Дианой.

— Где лодка-то? — громким шёпотом спросил священник.

— Закопана, — откликнулся Курц.

— Она хоть поплывёт? Проверял?

— За дурака меня держишь?

— А ежели прогнила?

— Дурак старый.

— Гляжу, тебе, малыш, уважения к старшим не занимать. Посовестился бы ругаться.

Курц замедлили шаг, резко обернулся. Немного нервно спросил:

— Я не понимаю, чего ты вообще с нами попёрся? Какого тебе понадобилось в наши дела влезать? Или хочешь всё-таки Игрока до Йонбена довести, а там и Эзекилю его сдать?

— Больно мне это надобно, — проворчал Себастиан.

— Ещё как тебе это надобно. Коли домой вернуться желаешь.

— Дык не вернуться мне больше домой. Не простит Эзекиль надзирателя, что приказа его ослушался.

— Ну это ещё неизвестно. Вдруг ты только прикидываешься добрячком, а сам уже замыслил, как от меня и Дианы избавиться. А потом и прощение у бога своего вымолишь.

Себастиан издал презрительный смешок.

— Дурень, хотел бы я тебя да Диану убить, ничто меня остановить бы не смогло. Разве ж в правилах надзирателей хитрить да коварство замысливать?

— Да почём мне знать, какие там у вас правила заведены? Но одно я знаю точно- не смеет надзиратель бога своего ослушаться и приказ его не исполнить. — Курц дошёл до берега, резко развернулся. Подозрительно спросил: — Так почему же ты тогда так рвёшься с нами в Йонбен?

Себастиан просто пожал плечами. Остановился по другую сторону от замерших перед Курцем Тимура с Дианой. Ответил:

— Наверное, что дурак. И посмотреть охота, чем поход твой увенчается.

— Слабовата причина. Не тянет она для того, чтобы на гибель добровольную идти. — Приложив к груди ладонь, Курц слегка поклонился. — Спасибо, конечно, что драку вчера затевать не стал, но не должен ты с нами дальше плыть. Отправляйся в городок тот, лошадь свою ищи и уезжай из Гардики подальше. Ты надзиратель, спрятаться и прожить где угодно сможешь. Или тебе денег надо дать? Так давай, проси сколько хочешь. У меня есть. Сотни золотых тебе хватит? Дом на них купишь, и ещё на старость немало останется.

— Не нужны мне твои деньги, — сдавленным голосом отклонил щедрое предложение Себастиан. — Должен я с вами плыть.

— Зачем?

Немного подумав, священник ответил:

— Чтобы дитё сохранить? Али ты один с ними двумя нянчиться хочешь?

— А со мной-то зачем нянчиться… — спросил уязвлённый в своих чувствах Тимур, вертя головой то в одну, то в другую сторону.

Не обращая на него внимания, Курц буркнул:

— И один справлюсь.

— Не много ль на себя берёшь? Сам их не многим старше, а уже опекать их вздумал. А стражников встретишь, так же, как и позавчера на них кинешься или головой прежде думать станешь?