Ника Созонова - Сказ о пути

— Уни, а ты знаешь, что такое боль? — спросил он после паузы. — Это слово тебе знакомо?

— Конечно! — Девушка облегченно рассмеялась. — Когда я вчера крошила к обеду овощи, порезала руку, и мне было больно. Правда, недолго: я помазала ее мазью, и рука перестала болеть.

— А ты знаешь, что такое душевная боль?

— Странный ты! Как может душа болеть? Ведь ее нельзя ни порезать, ни обжечь. Такого не бывает.

— Понятно…

Дийк почувствовал неизъяснимый страх, почти ужас. И пугало его не что-нибудь, а смеющаяся девушка с милым и добрым лицом.

— Вопросов больше не имею. Что ж, нельзя заставлять Принцессу ждать — я готов. Можем отправляться во дворец. Или в замок.

— Глупый, никуда отправляться не надо. Проходы во дворец есть в каждом доме.

Уни повела его за собой на второй этаж. В совершенно пустой комнате стояло большое зеркало. Над ним — портрет в полный рост женщины зрелых лет в строгом темно-лиловом платье. Лицо ее было добрым и задумчивым, а над высоким лбом блестела маленькая серебряная корона.

Девушка провела ладонью по зеркальной поверхности, и она пошла рябью, а потом и вовсе пропала, явив взору другое помещение. Статная и величественная госпожа с седыми волосами, поднятыми в высокую прическу, ждала его по ту сторону рамы.

— Иди! — Уни слегка подтолкнула его в спину. — Я тебя здесь подожду. Когда захочешь вернуться, попроси Принцессу, и она покажет, как попасть обратно.

Дийк шагнул вперед.

Принцесса приглашающим жестом показала на кресло напротив себя.

— Приветствую вас, странник. Уни сказала мне, что у вас есть вопросы.

— Да, вчера было несколько, а сегодня с утра нарисовалась еще парочка.

Промир знал за собой одну особенность: чем выше титул его собеседника, тем сильнее он начинает… нет, не дерзить, но говорить независимо и раскованно. То была своего рода защита от блеска и мишуры сильных мира сего, от их возможных посягательств на его драгоценную свободу. Вот и сейчас он ответил нарочито небрежно, с насмешливой улыбкой.

Принцесса никак не выразила неудовольствия его тоном, напротив, улыбнулась в ответ, и совсем без иронии. На щеках ее обозначились такие же ямочки, что и у Уни. И выражением лица она напоминала его милую хозяйку, хотя была старше той лет на тридцать.

На стене, как и в доме Уни, висел большой портрет Королевы. Сравнивая двух правительниц — бывшую и настоящую, Дийк отметил, что кроме цвета одежды у них не было ничего общего. Круглые глаза Принцессы лучились легкомысленным весельем. Важной и величественной она могла показаться лишь в первый момент. Пожилая девочка — такое определение хотелось ей дать. Даже высокая прическа серебристых волос, как оказалось при ближайшем рассмотрении, венчалась вовсе не короной, но двумя розовато-лиловыми бантиками.

— Вот и хорошо! Но не обсуждать же важные дела на голодный желудок? Мне кажется, вы еще не завтракали, и мне бы хотелось попросить вас разделить со мной мою скромную трапезу. Обычно я встаю поздно, и завтрак у меня не утром, а днем.

Промир пробормотал слова благодарности.

Стол во дворце не сильно отличался от стола его хозяйки — и набором блюд, и посудой. Было много сладостей и фруктов, а в качестве напитков преобладали сливки и виноградный сок. Подававшие еду слуги двигались быстро и весело, и даже слегка пританцовывали, лавируя между мебелью и позванивая подносами, словно бубнами.

Насытившись, Дийк с удовольствием откинулся на спинку кресла и обратил выжидающий взор на сидевшую напротив женщину. Принцесса промокнула испачканные вишневым сиропом губы салфеткой, затем с мечтательно-рассеянным выражением принялась сворачивать из нее то ли кораблик, то ли журавлика.

— Тело ваше насытилось, и теперь ждет насыщения душа, не так ли? Задавайте же свои вопросы. Я внимательно слушаю.

— Расскажите о вашем мире. Что должно было произойти, чтобы он стал таким, как теперь?

— Вам понравилось у нас? Конечно, да, иначе и быть не может. Вы можете остаться здесь, и ваша милая девочка тоже. Мы всегда рады гостям, которые согласны стать людьми.

Кораблик, видимо, не получился, и Принцесса смяла салфетку в комок и метким щелчком отправила в пустую тарелку.

— Я и так человек.

— О нет. Еще нет, — она покачала головой (лиловые банты запорхали, словно две бабочки), смягчая свое отрицание улыбкой. — Послушайте, и сами все поймете. Тем более что вы просили рассказать историю нашего мира. Не так ли?

Промир кивнул:

— Буду весьма признателен за ваш рассказ.

— Наша Королева, — движением подбородка Принцесса указала на портрет, — о которой, думаю, вам уже поведала Уни, была великим ученым. В то время, в которое она жила, наш мир представлял собой не лучшее зрелище: неурожаи, междоусобные войны, болезни. Леса вырубались, почва оскудевала, люди умирали чаще, чем рождались. Королева долго раздумывала об этом и пришла к выводу, что виной всему несовершенство человеческой природы. У каждого человека в душе есть хорошее и плохое, темное и светлое — у кого-то больше света, у кого-то тьмы. Королева изучила все умные книги, которые смогла достать, и в конце концов нашла способ, как отделить одно от другого, тьму от света. Это достигалось путем особой операции. Отделенная от света тьма поначалу уничтожалась. Но люди, подвергшиеся операции, спустя несколько дней отчего-то заболевали, и вылечить их не удавалось. К счастью, таких было немного: очень скоро Королева разобралась, в чем дело, и тьму стали сохранять. Так появились текры.

— Текры? — переспросил Дийк. — Уни что-то говорила на их счет — но что это есть такое, я не понял.

— Вы и не смогли бы понять — текры есть только в нашем мире, и нигде больше. Название им дала Королева. Поначалу операция была долгой и сложной, но со временем становилась все проще и безболезненнее. В числе самых первых Королева провела ее на себе — конечно, с помощью мудрого лекаря, которому безусловно доверяла. Затем — на своих близких. В конце концов все ее подданные стали людьми, отделив себя от текров. Теперь такая операция проводится сразу после рождения, и уже младенец становится человеком — светлым и чистым, свободным от тьмы и зла.

— Вы хотите сказать, что за стенами города бродят ваши же части?..

— Не совсем так. Но в целом верно. Не стоит их жалеть, странник, ведь это не люди. У них нет души — за стенами города обитают лишь сгустки тьмы, злобы и ярости — всего того, от чего издавна мечтал избавиться человек.

— Сгустки тьмы… вашей тьмы! — которую вы вселяете в какие-то иные тела?

— Тела домашних животных. Новорожденных телят, ягнят, поросят. Конечно, после этого они перестают быть домашними животными, кроткими, приносящими пользу. Становятся отвратительными — и внешне, и внутренне.