Ника Созонова - Сказ о пути

— Вам сюда, — коротко сообщил он, уже без шуток и отчего-то потеряв румяный цвет лица.

Постучав и услышав слабый отклик изнутри, он открыл дверь, сделал приглашающий жест рукой, а затем испарился, скользнув за поворот коридора.

— Может, все-таки не пойдем?

Наки ухватила промира за рукав. В голосе был страх — чуть ли не паника.

— Хотите — дождитесь меня здесь, — Дийк перевел взгляд с ее лица цвета извести на топорщащуюся на загривке шерсть Гоа.

— Ну, уж нет! — Задрав подбородок, девочка шагнула за дверь первая.

Промир вошел следом. Рыш, всем своим видом давая понять, как ему это не нравится, изогнув горбом туловище, замыкал шествие.

Они оказались в просторной комнате с высокими окнами, наглухо закрытыми темно-лиловыми шторами. Множество свечей хорошо освещали ее. Увидев хозяина замка, Наки охнула и больно вцепилась в ладонь спутника. Дийк не понял, что ее так напугало: ничего устрашающего в этом человеке не было. Удобно раскинувшись в кресле, приветливо улыбался гостям молодой мужчина — по крайней мере, выглядевший молодым, почти юным. Волны золотистых волос, обрамлявших нежный овал лица с младенчески-розовым цветом кожи, светло-голубые глаза под пушистыми ресницами, припухлые губы. Подобных мальчиков и юношей женщины обычно носят на руках, поскольку все материнское — при виде таких губ и таких глаз — оживает в них, перемешиваясь с исконно-женским. Уши юноши украшали серьги с огромными изумрудами, шею охватывало ожерелье в несколько рядов из них же.

Хозяин, не вставая, слегка поклонился, приветствуя их, и заговорил. При первых звуках голоса Дийк узнал его: Покровитель оказался ночным собеседником, тем самым, в чье лицо он так и не удосужился заглянуть.

— Рад приветствовать вас у себя в гостях! Располагайтесь и чувствуйте себя…

Не дав ему договорить, Наки потянула спутника за рукав и демонстративно громко выпалила:

— Всё, посмотрел? Доволен? А теперь пошли отсюда!

Дийк никак не отреагировал на грубость девочки. Покровитель — тоже. (Лишь насмешливая улыбка тронула детские губы.) Промир в упор рассматривал существо в кресле. При внимательном взгляде что-то отталкивающее все же выявилось: глаза, хоть и были красивыми и большими, не горели, не искрились — казались двумя медузами, выброшенными из родной стихии. В них не было жизни.

— Не уходите, пожалуйста! — попросил Покровитель с неожиданным пылом. Он протянул над столом руку и коснулся ладони промира. Белые пальцы оказались сухими и горячими. — Мне не с кем здесь говорить! Я совсем один и соскучился по живым голосам, живым людям. — В негромком голосе была такая тоска, что Дийк всерьез засомневался, чудовище ли перед ним, пожирающее людей, или это какая-то ошибка. — Пожалуйста, пообедайте со мной. Очень прошу вас!

Взор голубых глаз обратился на девочку. Но, судя по всему, сердце Наки не собиралось оттаивать. Она еще плотнее прижалась к промиру и откликнулась зло и язвительно:

— Извините, мы не питаемся человечиной! И вообще, нам пора.

— Вы про мою Дань? — искренне изумился хозяин. — Неужели вы всерьез считаете, что я поедаю их тела?! Пойдемте, я покажу вам!

Не отпуская ладони Дийка, он поднялся с кресла и потянул за собой. А когда тот остался стоять на месте, переглядываясь с девочкой, потянул сильнее и настойчивее. Промир пожал плечами, Наки хмуро скривилась, но все же они последовали за ним. Гоа, низко опустив морду и цокая когтями по паркету (когда надо, он мог убирать когти и двигаться по-кошачьи бесшумно), опять был замыкающим.

Покровитель вел их по скупо освещенному коридору, продолжая свои речи:

— Они приходят ко мне добровольно, когда лишаются последней надежды на достойную и осмысленную жизнь. Мои слова о «пожирании» — всего лишь проверка. Если человек согласен даже на столь позорную смерть — ему и впрямь очень худо. Из тысяч пришедших я отбираю тех, чья жизнь совсем невыносима и ничего нельзя изменить к лучшему. Скажите, вам нравятся изумруды? Мне кажется, драгоценные камни прекраснее людей. Они честнее и чище. Вы знаете, что людские души — при определенных усилиях и умениях — могут стать камнями? Живыми камнями. Правда, изумруды получаются не из всех, далеко не из всех. Но каждый, абсолютно каждый! — чем-нибудь да ценен. Из злобы и ненависти можно извлечь потрясающие по силе яды. А способности и таланты при перегонке и сушке превращаются в дивные пряности, в благовония, в ароматы, навевающие волшебные сны. Лекарство от чумы, удобрения для урожая, смертельные эманации как непобедимое оружие — все это отсюда, от моих драгоценных добровольных жертв… Но вот мы и пришли!

Хозяин распахнул резные двери, и они оказались в длинной прямоугольной зале. Здесь было очень светло, но не от свечей: сквозь стеклянный или хрустальный потолок дневной свет заливал ее всю. Вдоль стен стояли кресла, в которых сидели люди, казавшиеся крепко спящими. Лица были спокойны и безмятежны, а нарядно одетые тела недвижны.

— Что с ними?

Дийк дотронулся до щеки девушки, сидевшей ближе всех к нему. Кожа была теплой, но твердой и гладкой, словно у статуи.

— Они не здесь, они тут, — Покровитель коснулся своего ожерелья. — И не только…

— Они когда-нибудь очнутся?

— Нет. Но это их выбор.

— Я не понимаю…

— Зато я хорошо поняла! — Наки выскочила вперед, покинув-таки свое убежище под рукой промира. — Если бы ты ел людей, я презирала бы тебя меньше! Здесь хуже, чем на кладбище. Там могилы для тел, а здесь — для душ. Он делает из них изумруды, он носит бессмертную суть человека на своей шее и в своих ушах! Делает удобрения и яды, пряности и эманации… Воистину, он самое страшное чудовище из всех, кого я встречала или о ком читала! Даже когда человеку совсем плохо, у него остается надежда, что после смерти все изменится: он обретет покой, или попадет в лучший мир, или родится снова и начнет все сначала. А он отбирает эту надежду! Причем у тех, кто больше всех в ней нуждается — у самых обездоленных, самых несчастных…

— Они счастливы, — спокойно возразил ей Покровитель. — Им хорошо. Иначе они бы не улыбались. Но если ты, самонадеянная и глупая девочка, так уверена в обратном, убей меня! Прямо сейчас. Я не буду защищаться, не позову слуг. Перережь мне горло или вонзи нож в сердце — и целая страна проклянет тебя. Ведь я — Защитник, Благодетель, Покровитель.

Он пристально смотрел на нее, и в глазах-медузах впервые затеплилось выражение — насмешливое и торжествующее.

Дийк шагнул вперед, загораживая девочку собой.

— Мы уходим. Я не хочу ни осуждать, ни оправдывать тебя. Скажу одно: я рад, что этот мир — не мой мир. Нас никто не задержит?

— Конечно же, нет! — Складки у пухлых губ разгладились, и он снова был — воплощенное благодушие. — Мне очень жаль, что вы не хотите со мной пообедать и продолжить наше общение за столом. И еще жаль, что вы оказались скучнее, чем я о вас думал. От гостей из иных миров я ждал другого! Увы. Я знаю, что для того чтобы уйти, вам требуется лишь одиночество. Посему — прощайте!