Анна Бильченко - Полет над грозой

И Майкл забыл. В его сознании разверзлась пропасть — такая же, в которой были они. Его колени медленно сгибались… вечность промелькнула в этом замедленном падении, дерзком вызове, неземном наслаждении темнотой… Колено Майкла почти коснулось земли, когда его сознание вдруг охватило последнее из оставшихся чувств — чувство гордости. Он поднял голову и посмотрел на своего врага пристальным и дерзким взглядом. "Покориться? Тебе?" — произнесло худшее из его "я", настолько самоуверенное, что не согласилось бы и с неминуемой смертью. Он изобразил на губах дерзкую улыбочку и произнес четыре слова, в которых сквозила мертвая уверенность:

— Я тебе не покорюсь.

Усмешка "призрака" стала совсем нехорошей.

— Ах, так, — прошептал он, едва шевеля губами. — Ну что же… я никого не заставляю… хочешь, не хочешь, дело твое… Ты, видимо, наивно полагаешь, что у тебя еще есть шанс спастись… но вот ведь незадача: выход — он у меня за спиной…

Майклу с трудом удавалось удерживать "призрак" в поле зрения. Это было зрелище, недоступное человеческому глазу: его красота была совершенной, но в линиях, что очерчивали лицо, сквозила порочность. Он был безупречен в своем свете, который слепил и повергал в абсолютную тьму.

— Не передумал? — спросил "призрак", чьи губы дрогнули от наслаждения безграничной властью. — Ты отверг мое предложение, хотя мог бы поступить умнее… нет, я не виню тебя за глупость, это свойственно людям, это естественно, а потому неуязвимо перед критикой разума. Но несмотря на безнадежное несоответствие "человека" гордому звучанию этого прекрасного слова, должен признать, что сама идея вашего… извини, нашего, существования оправдана хотя бы тем, что люди умеют превосходно играть словами. Никогда не задумывался, почему слова для нас так много значат, почему мы боимся их, но в то же время мы — их повелители, мы убиваем ими, обращаем их себе на пользу, презрев их смысл? Да, мы лишаем их смысла, а вместе с ними лишаем смысла и самих себя, потому что не можем прожить даже без слова с большой буквы, которое называем "имя". Имя — это наше клеймо, веревка на нашей шее, за которую стоит лишь потянуть… Ты ведь хотел узнать, кто я? Но тебе были нужны слова, а не правда! Я — это то, что ты обо мне скажешь. Я — это то, что обо мне говорили. Мало кто видел меня, я известен преимущественно со слов. А может быть, я сам — это слово, наглухо впечатанное в людское сознание? Слово, которому вы верите больше, чем своим глазам? Да, я старался, я пытался научить вас думать по-другому, я так хотел слегка вас испортить, пока мне не открылась простая истина: сомнения, которыми щедро снабжает вас разум, неотвратимо заканчиваются новыми убеждениями, еще более сильными, чем они были до того. И как я не пытался навязать вам вечный вопросительный знак, вы неизменно превращали его в точку. Это похвальное упрямство, Майк, и ты — его блистательный пример. Я знаю, ты сомневался, ты был близок к тому, чтобы переступить через собственное "я"… Ну же, Майк… скажи то, что я хочу услышать…

— Пошел… к черту…

Воин выдал короткий, резкий смешок.

— Итак, ты снова отказался. Мне ничего не остается, как пойти на крайние меры, ибо терпение мое не безгранично.

Произнеся это короткое прощание, "призрак" приподнял ладонь, над которой парили легкие, неуловимые искры.

— Ну, как? — спросил он. — Готов сыграть с огнем?

Пропасть тьмы прорезала раскаленная вспышка, словно взмах двух огненных крыльев. Вихрь огня погрузил в себя одинокую фигурку Майкла, змеей проскользнув в его сердце. Он не мог ни вдохнуть, ни шевельнуться… тьма приближалась к нему коварной, петляющей тенью… Удар невидимой силы показался ему мягким, словно легкий толчок рукой, словно дуновение холодного ветерка. В той части сознания, которая еще была способна мыслить, отпечаталось осознание боли, но самой боли Майкл уже не чувствовал… Он не знал, жизнь это или смерть, не понимал, что — быть может, кровь? — растекается по его груди… Терпеть жар и холод было выше его сил… Сходя с ума от боли, которую он не чувствовал, Майкл вскинул голову — и вдруг увидел далеко вверху, недостижимо далеко, снаружи бесконечно глубокого колодца, кусочек звездного неба. Его краски были яркими, как никогда прежде, и крошечные светлые точки выстраивали созвездие Ориона.

Дрожь пробежала по его спине. Он ждал, он искал и не находил именно этот узор из звезд — его цель, маяк, светивший сквозь бурю. Чужие мысли заполонили его мозг… они шептались с ним на сотнях языков, бросали его в пропасти и возносили к небесам, упрекали прошлым и дразнили будущим… и Майкл вдруг понял: для него больше не существовало предела, потому что в его ладони была сжата вся Вселенная…

Он поднялся. Каждое движение было отмечено легкостью — и такой силой, что сейчас ему бы ничего не стоило вцепиться в воздух и сдвинуть Землю с орбиты… Реальность превратилась в холст с еще не высохшей краской. Майкл чувствовал ее движение, шаткость, свежесть цветов… Он словно был художником, он рисовал огнем, и краски на скрещенных пальцах хватило бы, чтобы завершить полотно — или же изменить его. Он знал, что именно он хочет поменять, — вычеркнуть ту бледную фигуру, что зависла на горизонте. Майкл взмахнул руками, и свет метнулся вверх… десятки метров между ними исчезали, как растворяется тень в ночи… И он атаковал. Секунда — и перед ним мелькнуло лицо "призрака", его застывшие глаза, искривленные губы… Сила Майкла обрушилась на него, и за страшным ударом последовала не менее страшная тишина.

— …Вы что-нибудь поняли, сэр? — прозвучало над самым ухом. Майкл не шевельнулся, хотя веки предательски дрогнули, когда ветер швырнул в его лицо охапку сухих листьев.

— Отойди, — прошипел второй голос. — И спрячь этот чертов лазер.

— Но, сэр…

— Ты слышишь, Энцо?

— Я мог бы его прикончить, как только он явился.

— Ты когда-нибудь прекратишь умничать? — огрызнулся дарк. — Пока мы не выясним, как далеко зашел Росса, здесь не будет глупой пальбы.

Итальянец хмыкнул и спрятал оружие.

— Ты проследил за ним? — спросил Страйт Эр Лотт. Его шаги резали слух, словно чирканье отсыревшей спички.

— Да.

— И как этот "воин из будущего"?

— Разбит и повержен.

— Проклятье…

Сердце Майкла радостно дрогнуло в груди. Последние секунды боя оборвались для него слишком стремительно, чтобы понять, смог ли он победить — или хотя бы выжить.

— Что с ним будет теперь? — бросил итальянец, коснувшись ребер "солдата времени" носком туфли.

Слабый свет пробился сквозь опущенные веки Майкла. Сжав в кулак правую руку, Лотт внимательно осмотрел кольца, два из которых мерцали тяжелым, мутным светом.

— Я проверю его, — бросил дарк. — Чтобы свалить такого, как ты, Энцо, достаточно будет и двух. С третьей печатью можно идти против Эшли. Ну-ка, подними его…