Сергей Палий - Чужой огонь

– А если бы, скажем… э-э… в двенадцатом-тринадцатом?

– Ну уж нет! Там антисанитария была, войны, чума, крестовые походы и прочая гадость. Хотя нет, чума в четырнадцатом веке пол-Европы выкосила… А чего это ты вдруг спросил?

Максим помолчал, погладив по дверце одну из карет. Наконец сказал:

– Вам не кажется, что боги сознательно зашвырнули нас в техногенное средневековье? Перекинули с одной ветки развития на другую.

– Изобрел самокат, тоже мне… Генри Форд, – фыркнул Фрунзик. – Если бы ты мне назвал причину – другое дело.

– Мы что-то сделали не так. Мы совершили ошибку, после которой наш путь развития оказался тупиковым.

– А вдруг это боги совершили ошибку, а не мы? Не допускаешь?

– В тот миг, когда Прометей подарил нам огонь?

– Ты не просто параноик. Ты параноик-философ.

– А я скептик, – вставил Егоров, ставя свою сумку на асфальт. – И хочу жрать.

Скрипнув несмазанными петлями, Некрасик открыл дверь будочки и сказал:

– Тесновато. Все не влезете, да и незачем. Дайте паспорта кому-нибудь одному, и пусть он заходит.

Собрав документы, Максим вошел внутрь конторки и обнаружил перед собой лысеющего мужика, заросшего огромной смоляно-черной бородой до самых глаз. Он сидел за столом и читал книжку в тусклом свете одинокой двадцативаттки, висящей на двух проводах. Увидев посетителя, мужик положил книжку разворотом вниз, не закрывая, и протянул руку:

– Андрей. Можно просто – Борода. Оформляться будем? Максим пожал сухую крепкую ладонь и огляделся, где бы присесть.

– Стульев нет, – бесцеремонно сказал Борода. – Я кучеру Семецкому поменял на книги.

Только сейчас Долгов заметил, почему внутри этой будки так тесно – то, что он вначале при неверном свете принял за заднюю стенку, оказалось книгами. Стопки лежали на полу и упирались в потолок.

– За ними еще восемь слоев, – прокомментировал Борода.

– До Омска, – не в силах оторвать взгляд от чудесной коллекции, произнес Максим. – На четырех лошадках.

Максим с грохотом поднялся, пнул громоздкий верстак берцем и шумно выдохнул. Егоров смотрел на него с оторопью – он никогда не видел Долгова настолько бухим.

В дым.

В карагач…

С противоположной стороны верстака, уставленного склянками из-под технического спирта, сидел огромный мужлан, подрабатывающий сторожем в одном из цехов бывшего ишимского автоприцепного завода, где они остановились на ночлег.

Шел четвертый день пути, до Омска оставалось километров триста-четыреста, не больше.

– Что ж, Г-гоша… – с запинкой проговорил Максим, глядя остекленевшими глазами на сторожа. – Давай еще по одной сы-ыг… сыграем.

Гоша волосатой рукой наполнил стаканы спиртягой на четверть и уронил пустую банку на пол. Раздался звон бьющегося стекла.

– Сыграем, – согласился он. – Только я тебе все деньги проиграл. У меня нет больше.

– Ну-у… Покумекай что-нибудь…

Гоша опустил щетинистый подбородок на ладонь и задумался, пьяно сопя.

– Ты что ж творишь, зараза, – негромко сказал Фрунзик, подходя к пошатывающемуся Максиму. – А если проиграешь? На что жить будем?

– Пошел на хер, – даже не взглянув в его сторону, прошамкал Долгов.

Фрунзик, не ожидавший такой наглости, даже опешил на миг. После чего взял Максима за расстегнутый ворот куртки и рывком развернул к себе.

– Ты кого на хер послал, скотина бухая?

– Тебя…

Долгов неуклюже попятился, пытаясь высвободиться, и Фрунзик разжал руки. Максим сделал еще пару шагов и свалился в груду крупных опилок. На его лице возникло зверское выражение дипломата, оскорбленного чистильщиком сортиров из вражеского посольства. Встав на ноги, он хотел было снова подступиться к Фрунзику, но тут Гоша шарахнул кулаком по верстаку и заорал:

– Придумал!

Максим в течение пары секунд продолжал с ненавистью глядеть на Фрунзика, автоматически стряхивая с себя опилки, после чего отвернулся, поднял табурет и уселся на него.

– Выкладывай!

– Мне год назад дядька подарил месторождение под Сургутом.

– И хер ли?

– Нефть! Понимаешь?

– И на хер она мне? Негор-рящая…

Гоша на миг растерялся и почесал в мясистом затылке.

– Как на хер? Нефть же, – изрек он, не придумав, видимо, иного аргумента.

Максим поводил бровями, взял стакан и приподнял его. Гоша, повинуясь собутыльнической магии, тоже машинально поднял тару. Они молча чокнулись и выпили.

Егоров подошел к Фрунзику и прошептал ему на ухо:

– Надо его укладывать. И деньги отобрать, а то продует.

– Да. Пошли.

Они подошли к Долгову, и Юрка ласково предложил:

– Максим, пойдем спать. Завтра в дорогу. Маринка уже давно легла, и Некрасик спит…

– С Маринкой? – прорычал Долгов.

– Нет, что ты! На другом складе. Вообще в противоположной стороне цеха. А Маринка здесь, рядом, в тепле. Пойдем спать, а?

Максим с усилием повернул голову и перевел на него бессмысленный взгляд.

– Ты не видишь, что я занят?

– А вы с Гошей завтра доиграете!

Гоша еще раз врезал кулаком по верстаку и протестующее заявил:

– Сейчас! Я нефть ставлю!

– Вот, – нравоучительно сказал Максим. – Человек серьезную игры… игру ведет. Не мешай.

– Деньги дай сюда и сиди хоть до утра, – дрожащим от гнева голосом выцедил Фрунзик. Его лицо из бледного стало совсем белым.

Показывая мимикой, что делает величайшее одолжение, Долгов перевел взгляд на Герасимова и многозначительно пожевал губами.

– Чего вылупился? Деньги давай сюда!

– Да забирай ты свои сраные деньги! – срываясь на фальцет, завопил Максим, вытаскивая из-за пазухи мятые купюры и швыряя их на пол. – Сожри их вместо сойки! И высри в Иртыш!

Фрунзик, скрипнув зубами, нагнулся, собрал банкноты и пошел прочь. Егоров постоял еще минуту, колеблясь, и тоже двинулся в сторону склада, где уже успел приготовить себе лежанку.

– Наливай, – хмуро сказал Максим, глядя сквозь Гошу.

– Спирт кончился.

– Как?

– Совсем.

Гоша потянулся, хрустнул костями и, взявшись за горло своего тельника обеими руками, плавно разодрал его до пупа. Вздохнул и вновь принял позу мыслителя, подперев голову кулаком.

Максим поднялся, чувствуя, как его «вертолетит», и отошел к каркасу фрезерного станка, стоявшему неподалеку. Он неумело сунул два пальца в рот и принялся ворошить ими в горле. Стало очень противно, и несколько спазмов заставили его грудную клетку содрогнуться. Спустя минуту он все же проблевался.

Ощутимо полегчало.

Долгов подошел к рукомойнику, прополоскал рот, сполоснул лицо и вытерся сальным полотенцем.

– Еще спирт достать можешь? – спросил он у Гоши.

– Могу, – грустно ответил тот, – только деньги нужны. – Полтинник за поллитровку.

– У тебя вообще не осталось?