Джеймс Гарднер - Король в изгнании

С другой стороны, немалое количество народа можно убить и с помощью копий и луков. Что и сделали мандазары за прошедшие двадцать лет.

Смех. Вокруг смеялись. Я пришел в себя и понял, что сижу за капитанским столом на «Палисандре» и мною все еще владеет дух, который не дает мне управлять собственным телом. Видимо, он только что сказал нечто очень смешное – судя по тому, как хихикала Проуп и как блестели глаза Фестины. Даже Кайшо, лицо которой скрывали волосы, тоже смеялась. Видимо, высокоразвитые организмы не обладали иммунитетом к случайным шуткам.

Хотел бы я знать, какие слова только что сорвались с моих губ. За последний промежуток времени – не знаю, насколько долгий, – я перестал замечать, что именно я говорю, полностью поглощенный своими собственными мыслями о Невинности, о Сэм, о той ночи, когда все погибли.

Посмотрев направо, я увидел, что лейтенанту Хакви вовсе не смешно. Да, он улыбался, но это была напряженная улыбка, которая появляется, когда нет другого выбора. Не отпустил ли я какую-нибудь шутку на его счет? Вряд ли – если бы остальные смеялись по этому поводу, они бы время от времени поглядывали на него, хотя бы для того, чтобы видеть выражение его лица. Однако, насколько я мог понять, все три женщины вели себя так, словно вообще его не замечали. Словно я был единственным за столом, кого стоило слушать.

Что объясняло, почему Хакви выглядел столь угрюмо. Постепенно смех утих. Глаза Проуп все так же блестели, и взгляд ее был устремлен прямо на меня. Я не мог ошибиться в том, что он означает… И вдруг понял, что отвечаю тем же, ясно и отчетливо, словно между нами пробежал электрический разряд. В ужасе я попытался подчинить себе призрака, который в течение последнего часа, пока я не обращал на него внимания, среагировал на легкие заигрывания со стороны Проуп, и в итоге флирт расцвел в… в…

Нет! Отчаянным усилием воли я вернул себе контроль над телом и заставил себя опустить взгляд. Возможно, изобразив смущение, я смог бы устранить последствия своих невольных попыток ухаживать за капитаном… и за Фестиной и Кайшо тоже, судя по их виду. Женщины сияли так, словно мое остроумие и обаяние очаровало их всех.

Может быть, стоило просто пробормотать: «Извините» и сбежать к себе в каюту? Я посмотрел на мандазаров за соседним столом. Все пятеро тряслись и вздрагивали, словно охваченные групповым приступом эпилепсии. Расширенные ноздри жадно втягивали воздух.

Только одно обстоятельство могло заставить мандазаров вести себя так. Каким-то образом, незаметно для человеческого носа, воздух наполнился пронизывающим запахом королевского феромона.

Кто-то за соседним столом прошептал:

– Они что, больны?

– Нет, – ответил я. – Не больны.

– Какой идиот притащил на корабль этих омаров?

Началась всеобщая суматоха. Проуп сверлила Фестину яростным взглядом, словно именно она была виновата в появлении на корабле заразных инопланетян; Фе-стина, в свою очередь, расспрашивала меня, в чем дело, а я отвечал, что не знаю, хотя на самом деле все прекрасно знал, за исключением того, откуда взялся феромон.

В конце концов капитан приказала всем разойтись, чтобы «освободить место доктору». Я хотел остаться, чтобы удостовериться, что с мандазарами все в порядке, но Проуп взяла меня за руку и отвела в мою каюту, неожиданно заговорив со мной легкомысленным девичьим голосом, совершенно неподобающим капитану звездолета. Я даже не понимал половины того, что она говорила, – мне вдруг страшно захотелось спать, вероятно из-за смещения привычного временного цикла.

Судя по намерениям державшей меня под руку женщины, она вскоре могла оказаться у меня в постели, еели мне не удастся как-то охладить ее пыл. Мне вовсе не хотелось ее злить, учитывая, что нам предстояло вместе провести на «Палисандре» несколько недель, но и спать с ней у меня не было никакого желания. Всего лишь день назад Проуп готова была зашвырнуть меня к черту на кулички, что вполне могла сделать и сейчас, если бы получила соответствующий приказ от Высшего совета. Кто-то, возможно, и согласился бы разделить постель с подобной особой, но у меня были несколько иные вкусы.

Так что я не стремился к любовным утехам. К тому же капитан вела себя чересчур развязно, словно была пьяна – хотя я не чувствовал запаха алкоголя. Я ощущал множество других ароматов – шампуня в волосах, мыла за ушами, шоколадного мусса на губах, пота в тех местах, где ее плечо и бедро соприкасались с моими – и ни капли спиртного.

Возможно, она была из тех, кто может вызывать у себя любовную страсть по собственному желанию, подобно дипломатам, которых я знал на Трояне. В конце концов, Сэм умела мастерски имитировать любые чувства, точно так же, как королева могла по собственному желанию испускать феромоны, когда ей нужно было кого-то напугать или заставить слушать или даже полюбить ее.

Интересно, какой феромон мог бы заставить капитана не любить меня?

Когда мы добрались до моей каюты, Проуп прошла в помещение, не отпуская мою руку. Я думал, что она собирается затащить меня прямо в койку, – и возможно, так бы оно и случилось, если бы я не ощутил резкий запах, напомнивший мне тосты с маслом. Причем это был не просто запах, он вызывал ощущение находящегося поблизости горячего, дымящегося тоста с поджаристой хрустящей корочкой. Не спрашивайте, как такое может быть, но ощущение было столь сильным, что я удивленно отпрянул.

Я резко остановился, из-за чего не ожидавшую этого женщину едва не отбросило назад, прислушался и понюхал воздух. Проуп продолжала цепляться за мой локоть, не слишком сильно, но настойчиво, словно ребенок, который хочет затащить отца в кондитерскую; но я стоял на месте, принюхиваясь к запаху тостов и пытаясь понять, что же это означает.

– Эдвард, – нетерпеливо сказала капитан, – в чем дело?

– Чувствуешь запах?

– Какой запах?

– Тостов с маслом.

Проуп потянула носом, но, похоже, чисто из вежливости.

– Ничего не чувствую, – сказала она и застенчиво моргнула. – Хочешь знать, какой запах мне бы понравился?

– Гм… – «Что, черт побери, с ней творится?»

Я продолжал осматривать помещение в поисках источника запаха. Шкаф? Нет. Стол? Койка? Неожиданно в моем полусонном мозгу что-то щелкнуло.

– Мозг корабля, – сказал я, – понизить освещенность на девяносто пять процентов.

– Это уже лучше, – пробормотала Проуп, когда в каюте стемнело. Она наклонилась и положила ладонь мне на грудь. – А теперь давай…

Договорить она не успела. Я высвободил руку и шагнул к койке. Запах определенно исходил оттуда. Быстрым движением я сдернул покрывало и одеяло.