Сэмюель Дилэни - Вавилон-17

Доктор Тиварба вздохнул.

— Прежде всего я хочу поместить Ридру, Батчера и нас в самую глубокую, темную, наиболее сильно охраняемую темницу Администрации Союза.

— Но у нас нет тем…

— Не обманывайте меня, — спокойно сказал доктор Тиварба. — Вспомните, вы ведете войну.

Генерал сделал гримасу.

— Зачем вся эта секретность?

— Потому что этот парень многого стоит. Если бы рядом со мной были бы все военные силы Союза, я был бы спокойнее. Тогда бы я знал, что у нас есть шанс.

Ридра сидела в одном углу тюремной камеры, Батчер — в другом. Оба были привязаны пластиковыми ремнями к сиденьям, выступавшим из стены. Доктор Тиварба следил за тем, как из камеры выкатывают оборудование.

— Никаких темниц, никаких пыточных камер, а, генерал? — он взглянул на красноречивое пятно, которое стирали с пола у его ног, и покачал головой. — Я был бы счастлив, если бы камеру промыли кислотой и продезинфицировали. Но, наверное, никакой приказ…

— У вас есть все необходимое, доктор? — спросил генерал, игнорируя его недовольство. — Если вы изменили свои намерения, то через пятнадцать минут здесь будет множество специалистов.

— Место недостаточно велико, — сказал доктор Тиварба. — Я получил девять специалистов прямо здесь. — Он положил руку на среднего размера компьютер, размещенный у стены рядом с остальными.

— Вы говорили, — сказал генерал Форестер в ответ, — что необходима максимальная безопасность. Я могу собрать здесь двести пятьдесят мастеров айкидо.

— Я имею черный пояс айкидо, генерал, и думаю, что вдвоем мы справимся.

Генерал Форестер поднял брови.

— Я сам занимаюсь каратэ. Но айкидо я никогда не понимал. А у вас черный пояс?

Доктор Тиварба, налаживая оборудование, кивнул.

— И у Ридры тоже. Я не знаю, что может сделать Батчер, поэтому предпочел крепко привязать их.

— Хорошо, — генерал притронулся к чему-то на дверном косяке. Металлическая плита медленно опустилась. — Будем здесь пять минут, — плита достигла пола и полоска между краями двери исчезла. — Края сварены. Мы в центре двенадцати слоев защиты, причем все они непреодолимы. Никто не знает даже расположения этого места, включая и меня.

— После лабиринтов, которые мы прошли, я тоже не знаю, — сказал Тиварба.

— На случай, если кто-нибудь захочет засечь нас, мы автоматически передвигаемся каждые пятнадцать секунд. Он не вырвется отсюда. — Генерал указал на Батчера.

— Я скорее хочу быть уверен, что никто не ворвется сюда, Тиварба нажал кнопку.

— Начинайте.

— У Батчера амнезия, как говорят доктора на Титане. Это означает, что его сознание заключено в части его мозга, и все, что происходило до шестьдесят первого года блокировано. Его сознание занимает, таким образом, часть коры головного мозга. Вот это, — он надел на голову Батчера металлический шлем, глядя на Ридру, — создает серию «неприятностей» в этом районе, пока он не вынужден будет прорваться из этого района в остальную часть мозга.

— А что, если между этим участком коры и другими просто нет связи?

При той жизни, которую он вел, — заметил генерал, — мне трудно представить себе, что может быть неприятно для его головы.

— Бейсик, алгол, фортран, — сказал доктор Тиварба.

Генерал следил, как доктор проводит дальнейшие приготовления.

— Обычно отслеживаем ситуацию змеи в мозгу. Однако с мозгом, который не знает слова «я», тактика страха не подействует.

— А что подействует?

— Алгол, бейсик и фортран при помощи парикмахера и того фактора, что сегодня среда.

— Доктор Тиварба, я не изучал внимательно ваш психоиндекс…

— Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «я». Это делает невозможным такие предположения, как «Я не могу решить эту проблему», или «Я не понимаю», или «Я не хочу напрасно тратить свое время». Генерал, в маленьком городке, на испанской стороне Пиренеев, есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, кто не бреется сам. Бреет ли цирюльник себя или нет?

Генерал нахмурился.

— Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду. За исключением сред. По средам любое мое утверждение — ложь.

— Но сегодня среда! — воскликнул генерал, начиная выходить из себя.

— Как убедительно! Ну, ну, генерал, передохните, а то у вас посинело лицо.

— Я дышу нормально!

— А я ничего не говорю. Отвечайте только да или нет: прекратили ли вы бить свою жену?

— Будь я проклят, если могу ответить на такой вопрос…

— Ну, ладно, пока вы думаете о жене и о среде, скажите, кто бреет цирюльника?

Генерал разразился смехом:

— Парадоксы. Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он с ними боролся?

— Если так поступить с компьютером, он перегорит, если только он не запрограммирован выключаться, встретив противоречие.

— Предположим, он решит лишиться тела?

— Разве такая малость остановит меня? — он указал на другую машину. — Для этого и есть вот это.

— Еще одно. Как вы узнаете, какие парадоксы ему давать? Конечно, те, что вы говорили мне…

— Их — нет. Помимо всего прочего, они существуют только на английском и еще нескольких аналитических языках. Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, на котором они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и содержит противоречащие значения. То же самое в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из существующих языков. Но это потому, что все изменяется, и значения выражаются в огромном наборе конгруэнтных конструкций, выраженных теми же словами. Это означает огромное количество парадоксов, которые ошеломляют. Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожгут или сломают…

— Или заставят установить связи с другой частью мозга. Понимаю. Ну, начинайте.

— Я уже начал две минуты назад.

Генерал посмотрел на Батчера.

— Я ничего не вижу.

— И еще минуту не увидите, — доктор делал дальнейшие приготовления. — Система парадоксов, которые я шлю ему, должна еще прорваться через внешнюю оболочку его мозга.

Внезапно губы на твердом мускулистом лице разошлись, обнажив зубы.

— Начинается, — сказал доктор Тиварба.

— Что происходит с мисс Вонг? — лицо Ридры тоже исказилось.

— Я надеялся, что этого не случится, — вздохнул доктор Тиварба, — но подозревал, что все же случится. Она в телепатическом контакте.

Треск стула Батчера. Ремень, крепивший голову, ослаб и его череп ударился о спинку сиденья.

Звук со стороны Ридры перешел в вопль, потом прекратился. Ее испуганные глаза дважды мигнули, она закричала: