Сэмюель Дилэни - Вавилон-17

— О, Моки, как больно!

Один из ремней, удерживающих руку Батчера, лопнул, взлетел кулак.

Доктор Тиварба нажал кнопку, белый свет сменился желтым; что-то происходило с телом Батчера: он расслабился.

— Он лишил… — начал генерал Форестер.

Но Батчер тяжело дышал.

— Выпустите меня отсюда, Моки, — донесся голос Ридры.

Доктор нажал другую кнопку и ремни, стягивающие ее лоб, икры, запястья, раскрылись с треском. Она побежала через камеру к Батчеру.

— Его тоже.

Он нажал другую кнопку. Батчер упал ей на руки. Под его тяжестью она опустилась на пол и начала делать ему массаж.

Генерал Форестер держал их под прицелом вибропистолета.

— Итак, ради дьявола, кто он и откуда?

Батчер снова начал терять сознание, но, цепляясь руками за пол, он поддерживал себя.

— Най… — начал он. — Я… я Найлз Вер Дорко… — голос его утратил жестокость. Он стал немного выше и был окрашен легким аристократическим акцентом. — Армседж. Я родился в Армседже. И я… я убил своего отца!

Дверная пластина скользнула в сторону. Стал чувствоваться запах дыма и горячего металла.

— Что за дьявол так пахнет? — сказал генерал Форестер. — Этого не должно было случиться.

— Я предполагал, — сказал доктор Тиварба уверенно, — что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Если бы это продолжалось еще несколько минут, у нас вообще не было бы шансов.

Шум шагов. Испачканный сажей космонавт покачивался у двери.

— Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя сторона стены взорвана, каким-то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях. Что-то пробилось до середины керамических стен. Похоже на лазер.

Генерал сильно побледнел.

— Кто пытался пробиться сюда?

Доктор Тиварба посмотрел на Ридру.

Батчер встал на ноги, держась за ее плечо.

— Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ-55. Здесь, в штаб-квартире Администрации Союза, их должно быть не менее шести, высокоэффективных, но не привлекающих внимания. Но теперь о них можно не беспокоиться.

— Я успокоюсь только тогда, — раздраженно сказал генерал Форестер, — когда вы пройдете в мой кабинет и все объясните.

— Нет. Мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее сильным секретным агентом Союза. Но оружие — это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. А у захватчиков есть это знание — это Вавилон-1 7…

— Хорошо. Вы можете быть Найлзом Вер Дорко. Но это лишь делает некоторые обстоятельства, которые, как мне казалось час назад, я понимал, еще более запутанными.

— Я не хочу, чтобы он слишком много говорил, — сказал доктор Тиварба. — Потрясения, испытанные его нервной системой…

— Я в порядке, доктор. У меня сильный организм. Мои рефлексы намного превосходят нормальные, и теперь я контролирую свою нервную систему до пальца на ноге. Мой отец все делал очень основательно.

Генерал Форестер положил ноги на стол.

— Лучше пусть говорит. Ибо, если я не пойму в чем дело, через пять минут я вас всех отправлю.

— Мой отец только начал работу над усовершенствованиями в шпионе, когда ему пришла эта мысль. Он придал мне наиболее совершенную форму человека, какую только мог создать. Затем он послал меня на территорию захватчиков, надеясь, что я там внесу максимум смятения. И я причинил им немало вреда, прежде чем они схватили меня. Я не продержусь против ТВ-55, например. Но из-за… я думаю, это семейная гордость… он хотел сохранить контроль над всей операцией в семье. Каждый шпион Армседжа мог получить радиокоманды заранее установленным кодом. В мой спинной мозг вживлен гиперстасисный трансмиттер, большей частью электропластиплазменный. Независимо от того, насколько сложны будущие шпионы, я сохранил над всеми ними контроль. В течение нескольких лет тысячи шпионов внедрялись на территорию захватчиков. До моего пленения мы составляли мощную силу.

— Но почему вас не убили? — спросил генерал. — Или они решили обратить всю эту армию шпионов против нас?

— Они открыли, что я — оружие Союза. Но в определенных условиях этот гиперстасисный трансмиттер уничтожается в моем теле. И мне требуется не менее трех недель, чтобы вырастить новый. Поэтому они никогда и не узнали, что я контролирую остальных. Но они использовали на мне свое секретное оружие — Вавилон-17. Они вызвали у меня амнезию, оставили без всяких коммуникативных способностей, кроме Вавилона-17, потом позволили мне бежать из Нуэва-нуэва Йорка обратно на территорию Союза. Я не получил никаких инструкций об устройстве диверсий. Власть, которой я обладал, контакт с остальными шпионами пробудились во мне очень болезненно и очень медленно. И вся моя жизнь стала преступлением, маскирующим диверсии. Как и почему, я по-прежнему не знаю.

— Думаю, я могу объяснить это, генерал, — сказала Ридра. — Вы можете запрограммировать компьютер так, чтобы он делал ошибки, и вы сделаете это, не перепутывая провода, а манипулируя «языком», на котором вы научили компьютер «думать». Отсутствие «я» предотвращало всякую самокритику и самосохранение. В сущности оно прерывало любую осведомленность о символах и символических процессах, а именно таким образом мы различаем реальность и выражение реальности.

— Шимпанзе, — прервал доктор Тиварба, — достаточно координированы, чтобы научиться водить автомобиль, и достаточно разумны, чтобы различить красный и зеленый свет. Но, научившись, они все же не станут свободными, потому что, когда горит зеленый свет, они поведут автомобиль прямо на кирпичную стену, а когда горит красный свет, они остановятся посредине перекрестка, даже если на них в следующее мгновение налетит грузовик. У них нет символических процессов. Для них красный значит «стой», зеленый — «иди». То, что это не сами действия, а их символы, они не осознают.

— Итак, — продолжала Ридра, — Вавилон-17 — это язык, содержащий для Батчера долговременную программу преступника и диверсанта. Если вы лишите кого-то памяти и оставите его в чужой стране, сохранив ему только названия частей и инструментов машин, не удивляйтесь, если он станет механиком. Манипулируя его словарем, вы легко можете превратить его в моряка или художника. Вавилон-17 — такой точный аналитический язык, который снабжает вас техническим мастерством в любой ситуации, в которой вы окажетесь.

— Но вы хотите сказать, что этот язык даже вас мог обратить против Союза? — спросил генерал.

— Начнем с того, сказала Ридра, — что слово, обозначающее на Вавилоне-17 слово «Союз» может быть превращено на английский как «тот, который захватывает». Теперь понимаете? И все программы подчинены этому слову. Когда мыслишь на Вавилоне-17, становится совершенно логичным постараться уничтожить собственный корабль, а потом при помощи самогипноза заблокировать этот факт, чтобы вы не могли раскрыть собственное деяние и остановить себя.