Лоис Буджолд - Границы бесконечности

— А что, ты занят? Записан на прием к стоматологу? Думаю, нет. Кроме того, я вешу в два раза меньше тебя. Мне нужно двигаться в два раза быстрее, чтобы сохранять импульс. Двадцать, и более. К следующему обеду.

— И какого черта ты думаешь добиться с двадцатью парнями?

— Мы возьмем горку пайков.

Оливер досадливо сжал губы:

— Не с двадцатью парнями, это точно. Не пойдет. Кроме того, так уже делали. Я говорил тебе, у нас тут была настоящая война. А это будет быстрая расправа.

— …А потом, после того, как мы возьмем ее, мы ее перераспределим. Честно и правильно, один паек на потребителя, все под контролем и по-военному. Грешникам и всем. К следующей раздаче все, кому когда-либо не досталось порции, придут к нам. И тогда мы будем готовы разобраться с тяжелыми случаями.

— Ты псих. У тебя не получится. С двадцатью парнями.

— Разве я сказал, что у нас будет только двадцать парней? Сьюгар, я такое сказал?

Сьюгар, слушая в зачарованном восхищении, покачал головой.

— Ну, я не стану высовываться и рисковать своей шеей, пока ты не соберешь какие-нибудь видимые средства поддержки, — ответил Оливер. — Нас могут за это убить.

— Соберу, — беспечно пообещал Майлз. Как-то же надо начать подниматься: хоть бы и вытягивая себя самого за волосы. — Я обеспечу 500 бойцов за святое дело к следующему обеду.

— Сделаешь это, и я пройдусь по периметру этого лагеря на руках, голышом, — парировал Оливер.

Майлз ухмыльнулся:

— Я могу вам это припомнить, сержант. Двадцать, и более. К обеду, — Майлз встал. — Пошли, Сьюгар.

Оливер раздраженно отмахнулся от них. Они организованно отступили. Когда Майлз бросил взгляд поверх плеча, Оливер уже встал и был на пути к группе людей, занимавших расположенные неподалеку матрасы, помахивая, видимо, кому-то знакомому.

— И где же мы добудем 500 бойцов к следующему обеду? — поинтересовался Сьюгар. — Я должен тебя предупредить, Оливер был моим лучшим вариантом, со следующим придется труднее.

— Что, — спросил Майлз, — твоя вера пошатнулась? Так скоро?

— Я верю, — признал Сьюгар. — Я просто не вижу. Уж не знаю, делает ли это меня блаженным.

— Я удивлен. Мне казалось, это просто очевидно. Там, — Майлз указал через весь лагерь на невидимую границу женской группы.

— Э, — Сьюгар резко остановился. — Хм. Не думаю, Майлз.

— Там. Пошли.

— Ты туда не попадешь без операции по смене пола.

— Неужели ты, столь ревностно ведомый Господом, не пытался проповедовать им свое Писание?

— Пытался. Был бит. После этого пытался в другом месте.

Майлз помолчал, поджав губы и изучая Сьюгара.

— Это было не поражение, или ты не продержался бы достаточно долго, чтобы встретиться со мной. Не был ли, э… стыд той силой, что исчерпала твою решимость? За тобой здесь должок?

Сьюгар покачал головой.

— Не лично за мной. Кроме, разве, греха попустительства. У меня просто не хватило смелости тревожить их снова.

— Все это место страдает от греха попустительства. — Какое облегчение, что Сьюгар не оказался кем-то вроде кающегося насильника. Майлз обежал взглядом место действия, вычленяя закономерности, скупо подсказываемые расположением, группированием, активностью. — Да… Давление хищников спровоцировало стадность. Учитывая здешнюю социальную раздробленность, чтобы удержать вместе группу такого размера, давление должно быть весьма высоким. Но за все время, пока я здесь, я не видел ни одного столкновения…

— Они приходят и уходят, — ответил Сьюгар. — Фазы луны или что-то такое.

Фазы луны, ага. Майлз восславил в своем сердце всех возможных богов — до востребования — что цетагандийцы, похоже, наряду с прочими прививками вживили всем заключенным женского пола некие стандартные долгого действия антиовулянты. Благословен будь тот забытый человек, который включил этот пункт в правила МПК, заставляя цетагандийцев искать более изощренные формы не противоречащих закону пыток. И все же, усилило бы присутствие беременных, младенцев и детей дестабилизирующее напряжение среди заключенных или стало бы стабилизирующей силой, более глубокой и сильной, чем все предыдущие формы верности, которые цетагандийцам с таким успехом, по-видимому, удалось разрушить? Майлз, глядя с позиций транспортировки, порадовался, что вопрос был теоретический.

— Что ж… — Майлз глубоко вздохнул и натянул воображаемую шляпу на глаза, придав ее агрессивный вид. — Я тут новичок, поэтому временно не подвержен стыду. Пусть тот, кто без греха, первый бросит приманку. Кроме того, у меня для подобных переговоров есть преимущество: ясно, что я не представляю угрозы.

Он зашагал вперед.

— Я подожду тебя здесь, — услужливо крикнул Сьюгар и присел на корточки там, где стоял.

Майлз так выбрал время для своего маршевого выдвижения, чтобы пересечься с патрулем из шести женщин, обходящих периметр своей территории. Он разместился прямо перед ними и сдернул свою воображаемую шляпу, стратегически прикрыв ею пах.

— Добрый день, леди. Позвольте мне извиниться за мое по-о…

Начало его речи было прервано внезапно набившейся в рот землей, ноги ушли назад, а плечи вперед — четыре женщины окружили его и умело свалили лицом вниз. Он даже не успел выплюнуть землю, когда обнаружил себя поднятым за руки и за ноги в воздух, по-прежнему лицом вниз, и головокружительно развернутым. Приглушенный счет до трех, и он пролетает по короткой печальной дуге и приземляется бесформенной кучей недалеко от Сьюгара. Патруль проследовал дальше, не сказав больше ни слова.

— Видишь, о чем я? — подал голос Сьюгар.

Майлз повернул голову, посмотрел на него и невнятно заметил:

— А ты ведь рассчитал эту траекторию с точностью до сантиметра.

— Типа того, — признал Сьюгар. — Я прикинул, что они должны закинуть тебя несколько дальше, чем других, учитывая твои размеры.

Майлз кое-как вернулся в сидячее положение, все еще пытаясь восстановить дыхание. Черт бы побрал ребра, боль в них стала почти сносной, а теперь каждый вздох приносил ему чудовищные мучения. Через несколько минут он поднялся и отряхнулся. Подумав немного, он подобрал и невидимую шляпу, затем, унимая головокружение, согнулся, прижав ладони к коленям, и пробормотал.

— Ладно, возвращаемся.

— Майлз…

— Это должно быть сделано, Сьюгар. Выбора нет. В любом случае, если я начал, я не могу остановиться. Мне говорили, что я патологически настойчив. Я просто не могу остановиться.

Сьюгар открыл было рот для возражения, но проглотил свой протест.

— Хорошо, — он уселся, скрестив ноги, правой рукой неосознанно поглаживая свою веревочную библиотеку. — Я подожду, пока ты меня не позовешь.

После этого он, кажется, впал в мечтательность, или медитацию… а может, задремал.