Уолтер Миллер - Песнь для Лейбовица. Часть 1

— О нет, дом Аркос!

— Что — нет?

— Я не могу отрицать то, что видел собственными глазами, преподобный отче.

— Хм. Значит, ты встретил ангела. А может, это был святой? Или не святой? И он показал тебе, где искать?

— Я вовсе не говорил, что он…

— И вот из-за него ты вообразил, будто получил истинное призвание? Этот… это… — могу я назвать его «существо»? — сказал тебе: «обретешь голос», пометил камень своими инициалами, велел тебе поискать там, и ты откопал эту рухлядь. Так?

— Да, дом Аркос.

— И как ты оцениваешь твое мерзкое тщеславие?

— Ему нет прощения, господин учитель.

— Ты возомнил о себе настолько, что даже свое непомерное тщеславие считаешь непростительным! — заревел настоятель.

— Мой господин, я всего лишь червь.

— Хорошо. Отрицай только встречу с паломником. Ты же знаешь, никто больше не видел эту личность. Насколько я понял, он шел по дороге, ведущей сюда. И даже сказал, что, может быть, остановится в монастыре. И спрашивал про монастырь. Все так? Но тогда куда же он исчез, если и в самом деле существовал? Такой человек здесь не проходил. Врат, дежуривший на дозорной башне, не видел его. А? Ты признаешь, что просто выдумал его?

— Если бы не та отметина на камне, которую он… Тогда, может быть, я и…

Настоятель закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Надпись действительно есть, хоть и едва различимая, — признался он. Может, ты сам ее сделал?

— Нет, мой господин.

— Ты признаешь, что выдумал старика?

— Нет, мой господин.

— Хорошо же, ты хоть понимаешь, что с тобой будет дальше?

— Да, преподобный отче.

— Тогда приготовься.

Дрожащими руками послушник подобрал полы туники, обернул их вокруг пояса и наклонился над столом. Настоятель достал из ящика толстую указку из орехового дерева, взвесил ее на ладони и резко ударил Френсиса по ягодицам.

— Благодарение Господу! — послушно отозвался Френсис, слегка задохнувшись.

— Ты передумал, мой мальчик?

— Преподобный отче, я не могу отрицать…

Бац!

— Благодарение Господу!

Бац!

— Благодарение Господу!

Десять раз была повторена эта простая, но мучительная литания; брат Френсис взвизгивал свою благодарность Господу за каждый обжигающий урок добродетельного смирения, что от него и требовалось. После десятого удара настоятель остановился. Послушник слегка раскачивался, стоя на цыпочках. Из-под сжатых век выкатилась слеза.

— Мой дорогой брат Френсис, — сказал аббат Аркос, — ты совершенно уверен, что видел того старика?

— Уверен, — пробормотал Френсис, мысленно приготовившись к продолжению экзекуции.

Настоятель Аркос пристально поглядел на юношу, обошел вокруг стола и, выругавшись, уселся. Некоторое время он сердито разглядывал клочок пергамента с перерисованными древнееврейскими буквами.

— Как ты думаешь, кто это был? — рассеянно спросил Аркос.

Брат Френсис открыл глаза, и слезы потекли по щекам.

— Ты убедил меня, мальчик, что ж, тем хуже для тебя.

Френсис ничего не сказал, но мысленно взмолился, чтобы нужда убеждать настоятеля в своей правдивости возникала не слишком часто.

Повинуясь раздраженному жесту аббата, юноша опустил тунику.

— Можешь сесть, — произнес настоятель уже нормальным, чуть ли не добродушным голосом.

Френсис подошел к указанному креслу, уже было сел, но вдруг сморщился и снова поднялся.

— Если преподобному отцу настоятелю все равно…

— Ладно, тогда стой. Я не собираюсь больше тебя задерживать. Ты можешь идти и заканчивать твое бдение.

Он умолк, заметив, что лицо послушника просияло.

— Ну уж нет! — отрезал Аркос. — Ты не вернешься на прежнее место! Ты поменяешься с братом Альфредом и близко не подойдешь к тем развалинам. Далее. Я приказываю тебе не обсуждать это происшествие ни с кем, кроме твоего исповедника и меня; хотя один Бог знает, сколько уже нанесено вреда. Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

Брат Френсис потряс головой.

— Вчера было воскресенье, преподобный отче, и от нас не требовалось хранить молчание; во время рекреации я и рассказывал все ребятам. Я думал…

— Да, а эти твои «ребята» сварганили очень миленькое объяснение, сын мой. Знаешь, с кем ты, оказывается, встретился? С самим Блаженным Лейбовицем.

Френсис оторопел, потом снова затряс головой:

— О нет, господин настоятель. Я уверен, что это был не он. Блаженный мученик не стал бы делать таких вещей.

— Каких это таких?

— Он не стал бы гоняться за мной и не старался бы ударить меня палкой с шипом на конце.

Настоятель вытер губы, чтобы скрыть невольную улыбку. Через мгновение ему удалось принять задумчивый вид.

— О, а я и не знал об этом. Так это он за тобой гонялся, да? Я так и думал. А своим приятелям ты и об этом рассказал? Да? Вот видишь, а они все равно не сомневаются, что это был Блаженный. Интересно, много ли таких людей, за которыми бы Блаженный гонялся с палкой… — он остановился, не в силах сдержать смех при виде выражения лица послушника. — Ну ладно, сынок, а ты-то сам как думаешь, кто это мог быть?

— Я думаю, что, возможно, тот старик — паломник, шедший посетить наш храм, преподобный отче.

— Ты не можешь пока его так называть, он еще не стал храмом. В любом случае твой старик — не паломник и не шел сюда. И в ворота наши не заходил, разве что дозорный спал. Однако послушник, бывший на часах, клянется, что не спал, хотя и признает, что в тот день его сильно клонило ко сну. Так в чем, по-твоему, дело?

— Если преподобный отец настоятель позволит, я сам несколько раз дежурил на часах.

— Ну и?..

— Понимаете, в яркий, солнечный день, когда вокруг не движется никто, кроме ястребов, через несколько часов начинаешь следить лишь за этими ястребами.

— Так вот чем ты занимаешься! Вместо того, чтобы глаз не спускать с дороги!

— И если слишком долго смотришь на небо, то как будто бы отключаешься — не спишь, нет, а становишься вроде как завороженным.

— Значит, вот что ты делаешь, стоя на часах? — рассердился настоятель.

— Не обязательно. Я хочу сказать, если бы так оно и было, я бы не знал сам. С братом Дж… м-м-м, ну с одним из братьев, которого я сменял, случилось то же самое. Он даже не знал, что пришло время сменяться с поста. Он сидел там, в башне, и пялился с открытым ртом на небо. Как бы в забытьи.

— В один прекрасный день, когда ты будешь в подобном «забытьи», прискачет отряд язычников из Юты, перебьет садовников, порушит оросительную систему, вытопчет наш урожай и засыплет камнями колодец, прежде чем мы начнем защищаться. Почему у тебя вид такой странный? Ах да, я забыл совсем — ты ведь сам родом из Юты. Но неважно, может, ты и прав насчет дозорного в том смысле, что он мог проглядеть старика. А скажи, ты уверен, что это был самый обыкновенный старик и ничего больше? Не ангел? Не блаженный?