Павел Комарницкий - Всё исправить

Надо признать, очередной «артналет» госпожи злобной реальности был силен как никогда. И тянул за собой хвост неприятных, тягостных и в то же время необходимых хлопот. Одни вызовы в милицию чего стоят... Плюс беготня насчет страховки за раскуроченный автомобиль. Плюс работа. Плюс Юлька, которой вот-вот рожать. Плюс… плюс… Да, случись это прошедшим летом, или даже осенью, и работа была бы надолго приторможена.

Он улыбнулся шире. Поздно, госпожа злобная реальность. Если на то пошло, надо было активней заниматься опасной мошкой. Гоняться за уже успевшей нанести смертоносный укус мухой цеце глупо и недостойно.

Подъезд дома, где обитал первый клиент, был на удивление чист – очевидно, только что имел место косметический ремонт, и местные вандалы-малолетки не успели изукрасить свежепобеленные стены похабными надписями. И только поднявшись до третьего этажа, Алексей вдруг осознал, что не так. Он тихо рассмеялся. Разумеется, здесь есть лифт. Вот только товарищ Чекалов уже настолько проникся логикой войны, что автоматически пренебрег сим благом цивилизации. Ноги, они надежнее, и береженого Бог бережет. Тесная коробочка лифтовой кабинки рождает чувство беспомощности… М-да. Если вдуматься, он и троллейбусом пренебрег, хотя вполне мог прокатиться ради экономии времени. Что дальше? Водобоязнь, как у больного бешенством, инстинктивно опасающегося захлебнуться во время глотательного спазма?

Звонок за дверью затрещал требовательно и громко, спустя какое-то время послышались шаркающие шаги.

– Кто там? – раздался старческий женский голос.

– Телемастера вызывали?

Зрачок дверного глазка потемнел – очевидно, хозяйка пыталась разглядеть личность посетителя. Алексей чуть улыбнулся. Эх, бабуля… Не оттуда ждешь угрозы. Вот твоя казенная дверь из прессованных опилок, если на то пошло, по нынешним временам оберегает жилище ненамного надежнее занавески. Пни, и заходи…

Очевидно, данные первичного фэйс-контроля оказались благоприятны – замок заскрежетал, дверь приоткрылась на длину цепочки, и в образовавшейся щели возник глаз, не утративший выражения бдительности.

– А документ имеется?

– А как же! – Чекалов извлек из кармана и раскрыл удостоверение. Ох, кем-то так запугана старушка… или сама себя запугала?

Очевидно, вид красных корочек с печатью и фотографией окончательно убедил хозяйку квартиры в легитимности визита – после пары секунд размышления дверь распахнулась шире.

– Проходите, товарищ.

В который раз улыбнувшись, Алексей шагнул через порог. Надо же, «товарищ»… обращение, ныне официально считающееся чуть ли не ругательством. Нет, здесь это прозвучало как пароль. «Заседание подпольной революционной ячейки разрешите считать открытым…»

Стандартная однокомнатная «брежневка» была обставлена отнюдь не стандартно. Уж не мемориальная ли это квартира, мелькнула мысль. Фотографии в рамках густо облепили стену, кое-как прикрытую старыми выцветшими обоями. Старая софа, в центре которой явственно обозначилось углубление, образовавшееся от многолетней эксплуатации, письменный стол с древним телефоном времен товарища Сталина, черным, как уголь, пара облупленных стульев, ветхое кресло в углу… Наиболее молодым экспонатом являлся цветной телевизор «Рекорд» образца семидесятых.

– Ну, что у нас случилось?

– Не работает, – это было сказано таким тоном, будто сообщалось: «самолет к боевому вылету не готов»

– Посмотрим-починим, – успокоил женщину Чекалов, разворачивая свой чемоданчик. – Сейчас включим ваш прибор…

Уже через пару минут стало ясно, что обещание насчет «починим» было непродуманным и поспешным. Экран светился сине-зеленым, без малейших признаков красных оттенков, отчего изображение приняло вид репортажа с морских глубин.

– М-да… Нечем мне утешить вас, хозяйка, – сокрушенно вздохнул Чекалов, откладывая в сторону тестер. – Кинескоп накрылся, красная пушка… Менять надо.

Старуха поджала губы.

– Точно?

– Если не верите, зачем вызывали? – счел уместным слегка оскорбиться Алексей. – Искали бы мастера, к коему питаете полное доверие.

– А дорого?

– Хм… Дело даже не в деньгах. Дело в том, что эти кинескопы последний раз выпускались в СССР. Сейчас СССР уже нет, если вы помните. И кинескопов таких соответственно. Он с какого года, если не секрет?

– На юбилей Великого Октября…

– Семьдесят седьмой год, стало быть. Итого уже семнадцать. Срок ему вышел. Так что надо бы новый приобретать.

– Нет у меня сейчас таких денег, – голос старой женщины дрогнул. – Тогда были, а сейчас вот нет… Неужто ничего нельзя сделать?

Алексей чуть пожал плечами.

– Можно, конечно, запросить на складе… Только даже если повезет и найдут такую трубку, это будет временная мера, уж поверьте. Он же у вас ламповый. Будет сыпаться раз за разом. Да и кинескоп сам по себе вещь такая – половина цены нового телевизора… Новый всяко лучше взять.

Старуха отвердела лицом, принимая решение.

– Что ж… Придется пока так смотреть. В конце концов, первый КВН тоже зеленью отдавал… и экран к тому же маленький был… Я что-то должна?

– Да не надо, – Алексей вновь чуть улыбнулся. – Запишу «отсутствие хозяев», только и делов.

– Ну спасибо, товарищ, – голос хозяйки чуть смягчился. Алексей молча собирал свое хозяйство в чемоданчик. И уже готовясь уйти, не удержался, подошел к галерее портретов. Фотографии были пожелтевшими от времени, но черты лиц хранили четко.

– Ваши? Если не секрет…

– Да не секрет, – голос хозяйки ровен, как у робота. Таким тоном говорят, когда боль потери давно похоронена толщей времени. – Мои, конечно. Вот это муж, Иван… А это Ваня, сын…

Пауза.

– Мы двадцать первого на поезд сели, с Ваняткой. В Москву прибыли, а из рупора на вокзале уже Левитан говорит… А Иван там остался, в Гродно.

Новая пауза.

– Ваня, как отец, офицером быть хотел. А вот жениться не успел… В пятьдесят шестом в Венгрию их направили, с частью.

Еще пауза.

– А теперь вот они и сюда пришли. Дошли-таки… через столько лет.

– Кто? – зачем-то задал ненужный вопрос Чекалов. Старуха, однако, даже не поморщилась.

– Фашисты, кто же еще. Не так?

Пауза.

– Я сейчас часто думаю… Тогда, в сорок первом, все было просто и ясно. Не хочешь, чтобы этослучилось – бери винтовку и на фронт. А теперь… неужто ничего нельзя исправить?

А ведь это исповедь, подумал Алексей. Исповедь человека, давно и прочно отчаявшегося. Утратившего всякую надежду.

Бедная бабушка… И все же ей, наверное, жить проще. Меньше сомнений. Весь мир прост и однозначен – здесь товарищи, там фашисты. Черное – белое. Кто не с нами, тот против нас. И даже если последний товарищ пал в неравном бою… что ж, на войне как на войне. Зажать в зубах кольцо гранаты… пусть подходят ближе, гады…