Владимир Михайлов - Приют ветеранов

— Все равно еще останется время.

— А мы найдем местечко и съедем с дороги.

— Чего ради?

— Не забудь: тогда уже стемнеет. Ева улыбнулась.

— Ты мальчишка и хулиган. Милов сделал вид, что обиделся.

— Ну, если ты не желаешь…

— Там видно будет, — она старалась выглядеть загадочной. — Ну что же, вези меня в цирк — нельзя же побывать в Африке и не увидеть живого носорога. А нам с ними как-то не повезло.

— Повезет на этот раз.

Он помог ей забраться в машину Когда нанятый Урбсом вертолет прибыл, Берфитт задержал отлет лишь на несколько минут — чтобы дать последние указания.

— Думаю, что здесь никаких неприятностей не возникнет, — сказал он. — Но вы не можете еще две недели пребывать в бездействии. А быстрее, боюсь, ветераны не придут в кондицию. Две недели, считая от последней операции. Если будешь просто сидеть, у кого-то могут возникнуть подозрения: тебя тут достаточно хорошо знают, насколько могу судить. Разошли запросы поставщикам. И надеюсь, что к вашему возвращению с маршрута у вас снова будет набран полный — увеличенный — комплект ветеранов. Такой совершенный транспорт просто грешно будет не использовать и в дальнейшем. У тебя возникнет множество прекрасных клиентов, ручаюсь. Вот, собственно, у меня все. А у тебя? По-моему, был телефонный разговор?

— Да, — проговорил Урбс, чуть помедлив. — С Майруби. Вообще-то звонок был адресован вам.

— Очень интересно. И что там?

— Засекли Клеско.

— О, вот приятное известие! Больше нельзя его упускать. И — это крайне важно — необходимо вернуть генератор, если он еще у него.

— Похоже, что да.

— Сделайте все возможное, Урбс.

— Ладно, — хмуро буркнул тот. — Берегите себя.

— Да уж постараюсь. И тут же добавил:

— Проводите меня к вертолету.

— Вы могли бы еще пообедать…

Есть тут Берфитт больше не собирался; ему хотелось поскорее оказаться в пути, а пообедать, пусть попозже, но в нормальных человеческих условиях, в хорошем ресторане. Все-таки он не был приспособлен к такому вот полевому образу жизни.

— Благодарю, друг мой, но у меня совершенно не остается на это времени. Пообедаем вместе, когда предприятие закончится благополучно.

Урбс на всякий случай трижды сплюнул. Он не был слишком суеверным, но все же — как знать?..

Он еще постоял на поляне, задрав голову, провожая взглядом негромко стрекотавшую «газель», понемногу таявшую в белесом небе. Потом пошел к домику, где находился контейнер с таинственными кубиками. Ступал он как-то тяжело, словно драгоценный груз великой тяжестью навалился на его плечи.

В цирке и в самом деле оказалось забавно.

Шапито расположился на самой окраине; стационарный цирк наверняка прогорел бы, не за этим зрелищем ехали в Африку туристы, у местного же люда были и другие заботы.

Тем не менее зал заполнился более чем наполовину, программа оказалась неожиданно интересной и на самом деле интернациональной. Свой, ксенийский номер был только один — группа «Сильваяес», акробаты, они же танцоры, прыгуны и клоуны. Зато в тот день на манеже выступали китайцы, выполнявшие сложные гимнастические трюки с чашей на голове, румынские прыгуньи на доске — с десяток очень милых девушек, немецкая артистка, жонглировавшая при помощи ног так лихо, как иной не сумел бы, будь у него даже четыре руки; выступали также украинские акробаты и таджикские канатоходцы, успешно преодолевшие свой зыбкий маршрут втроем — на плечах друг у друга. Ну и, разумеется, в программу входил русский номер — клоун-иллюзионист, у которого кролик проглатывал лису, а роскошное манто ассистентки на глазах у зрителей превращалось в множество живых зверюшек, весело убегавших с арены. Были лошади, еще воздушные акробаты и снова прекрасный клоун-канатоходец, своей кажущейся неловкостью и беспомощностью заставлявший зрителей то и дело вскрикивать и закрывать глаза. Но гвоздь представления — редкостные белые носороги — естественно, пока приберегался, чтобы, как полагается, закончить зрелище на высокой ноте.

Это обстоятельство несколько насторожило Ми-лова: обычно номера с дикими зверями ставят после антракта, чтобы за время перерыва успеть построить на манеже клетку. На этот раз подобных приготовлений не наблюдалось. Шпрехшталмейстер объявил номер, оркестр заиграл что-то причудливо-таинственное; медленными, торжественными шагами на арену вышел укротитель — смуглый, высокий человек в неожиданном, пожалуй, для цирка облачении: он был одет, вернее, раздет, как африканский шаман, лицо его закрывала выразительная маска с оскаленным ртом и длинными клыками. Она, пожалуй, могла бы вызвать даже страх, если бы на множество таких масок — подделок, разумеется (была ли эта настоящей?), любой зритель не успел уже насмотреться на базаре и в многочисленных магазинчиках. Голову дрессировщика украшал султан из страусовых перьев, на руках и ногах стучали и звенели браслеты, с шеи свисало непременное ожерелье из звериных когтей, а на груди красовался выпуклый амулет — переливавшееся камнями полушарие диаметром с чайное блюдце. В руке укротитель сжимал короткий, также украшенный перьями жезл, показавшийся Милову несерьезным инструментом в случае нападения четвероногих участников номера. Ему невольно вспомнилась успокоительная формула: I hope, you know, what you do.

Постояв несколько секунд — видимо, чтобы дать публике сполна оценить его наряд, — дрессировщик медленно, с достоинством раскланялся, поворачиваясь на все стороны света, потом обратился лицом к кулисам, воздел жезл и издал непонятный возглас. Может быть, впрочем, носороги его понимали; так или иначе униформисты сразу же раздернули кулисы, и на арену тяжелой рысцой выбежали герои дня.

Милову (а большинству прочих зрителей и подавно) приходилось, конечно, раньше видеть носорогов, хотя и не так близко. Животное обладает, как известно, скверным, непредсказуемым характером, и приближаться к нему не рекомендуется даже в машине. Здесь же эти живые танки были отделены от людей невысоким барьером, и, когда они затрусили к укротителю, который, отступая все дальше и дальше, остановился в каком-то шаге от этого барьера, Милова невольно взяла оторопь. Ева обеими руками вцепилась в его плечо, хотя сидели они в середине амфитеатра и подвергались гораздо меньшему риску, чем те, кто занимал первые ряды. Казалось, низко опущенные головы с грозными рогами, украшенные блестящими султанчиками, вот-вот тупыми клиньями врежутся в беззащитные ряды людей, уже невольно отклонявшихся назад. Остановить бегущих, хотя и не быстро, тяжеловесов вряд ли могла бы и металлическая решетка — та самая, которой не было.

Между тем укротитель положил левую руку на амулет, правой медленно повел оперенным жезлом — и все четыре чудовища мгновенно остановились как вкопанные, словно не живые твари, а искусно сделанные в виде носорогов механизмы. И тем не менее это были самые настоящие звери — Милов явственно ощутил исходивший от них тяжелый запах.