Наталия Лазарева - Листьев медь (сборник)

Только в конце недели его отпустили к семье – у жены уже был готов для него овсяной отвар.

А после заказ навалился на Анпилогова с непреодолимой силой.

Огонь. Просто реакция окисления с выделением тепла? И все зависит от калорийности топлива? Нет. В том-то и загадка. По полулегендарным описаниям прорыва в Гражданку, когда на подступах к столице был выведен на сцену военных действий огнемет ударный типа 1-19-23, прозванный потом Плещеевским огнеметом, то, по свидетельствам очевидцев – одного этого было достаточно, чтобы дивизия главного прорыва добровольческой армии внезапно отступила, оставив на поле сражения чуть ли ни половину личного состава, что до сих пор будоражит умы стратегов исторического факультета Высшей школы артиллерии.

Правда, на факультете химфизики, где Анпилогов проходил стажировку после окончания Южного политеха, в существование полумифического огнемета мало кто верил. Но легенда жила и поступивший с самого верха заказ на поиск материалов, осуществление необходимого анализа и подготовку записки о перспективах использования принципа огнемета в имитации крайне дорогостоящих испытаний основного движка изделия КЛ14, говорили о том, что наверху верят в эту идею. Причем, поскольку после последних пока неясных событий к руководству страной вернулся ни кто иной, как опальный, всеми забытый комрад Нифонтов, то начальник отдела имитации мог предположить, что легенда тесно коснулась именно этого лица. Но Анпилогов молчал о своих наблюдениях, и решил сделать буквально все возможное, чтобы не остаться в роли низкооплачиваемого статиста в этом внезапно начавшемся шумном и красочном представлении с корпотизацией всей страны.

Ведь – и Анпилогов это понял сразу же, ознакомившись с открытой и закрытой документацией – не только стать асом, но и хоть сколь-нибудь сносным специалистом в области этой неведомой и внезапно свалившийся на него технологии он был просто не в состоянии – голова не совсем та и, к сожалению, возраст. Вот Улька закончила этот лиготехникум с «усиленным изучением ряда предметов» – пусть она и разбирается.

Итак, шесть документов.

Письмо Выборгского. Ну, здесь он предвидит открытие оксалитовой трубки, выделение одним из доступных способов элементов «Л», какую-то их очистку и обработку, и затем использование в устройствах для вычислений и управления. Причем возможности, по его предвидениям, столь высоки, что управлять можно будет как роботизированным производством так и большими массами людей – и все это на основе устройств различного назначения, устроенных, впрочем, в соответствии с одни и тем же принципом – по правилу ступеньки – гора – пропасть, подъем-провал, скачок-ребро. Можно еще и так сказать – есть сигнал – нет сигнала, ноль – единица.

Ну что тут обсуждать – на основе двоичной арифметики и устройств, обладающих двумя устойчивыми состояниями, строили машины уже не менее трех десятков лет. Начали это делать в нескольких странах практически одновременно в – сразу после окончания мировой войны, что вполне понятно. Войны подстегивают технологию. А далее, производили их всюду с переменным успехом, но, в последние годы, наиболее удачные образцы производились на богатеньком Западе, у нас же приноровились их копировать. Но все это было крайне слабо – не хватало скорости, мощности, коммуникации оказывались излишне громоздкими, наиболее важные узлы перегревались. Расчеты, технологические ухищрения, медленное продвижение вперед… Все это было.

А ведь Выборгский предсказывал совсем иное – мгновенный прорыв – крайнее усиление сигнала, сверхпроводимость, самообучаемость, отказоустойчивость – чего же еще? И – монополия. Монополия государство на добычу в… трубках. Ведь подобного минерала, вроде бы, более нигде в мире не обнаружили. Или – тщательно скрывают обнаружение. Политика в этом вопросе иных правительств была Анпилогову совершенно непонятна – переводы в журналах были крайне скудны, периодика поступала в весьма ограниченных количествах, да Анпилогов и не удосужился как следует освоить ни один иностранный язык, голоса иностранных радиостанций даже в кратковременный период капели продолжали глушить.

Оставалось предположить, что данное месторождение пока существует только в нашем государстве, и есть идеи, что трубки будут открыты и восточнее Пятого прииска.

Судя по всему, Нифонтов долгие годы, еще со времен гениального предвидения Выборгского, вынашивал планы широкомасштабного использования технологии лигокристаллов, о чем свидетельствовал последний документ из указанных. Почему-то, Анпилогов полагал, что это был блокнот Нифонтова, невесть какими путями затесавшийся в архив опального Явича, и некоторые последующие рассуждения это вполне подтверждали.

Кроме того, по поводу этого блокнота Леника потом брали сомнения очень многие годы.

Писака… Ох, этот писака. Ему нужно было отвечать, а Ленику очень не хотелось ему отвечать, именно сейчас, когда Ульяна пошла знакомиться с Мальпостом.

– А как так получилось, что уже первая система – КЛ14-111, в просторечье «прок», которую предложила Барокамера, дала такой серьезный эффект?

– Да, о чем тут особо говорить, все, что мы делаем – не подражательство, не передирание уже существующего – это результат опыта. Мы обобщаем опыт…

– Да, я все понял, – поморщился писака – А опыт чего, Леонид Михайлович? Тот опыт, что вы накопили, работая с лиготехникой?

– Это вы зря, господин Сокулер, все мы плыли в одной лодке, и не вам судить… – повысил голос Анпилогов.

Ему было совершенно не до этих разбирательств. Он слишком опасался подвоха со стороны иного лица, и ему было необходимо все это устранить. Или хотя бы притормозить.

Он невежливо бросил Максима и направился наружу.

Развал перед конюшней ему не нравился, но Анпилогов туда пошел. Перед входом в конюшню оформители нагородили декоративных пней с вывороченными и залакированными корнями, и Леник все думал эти излишества поубирать.

Заглянув в стойла, в эту галерею или анфиладу со скульптурными головами лошадей – он полюбовался на давние и недавние приобретения. Добрался до отсека Мальпоста – большого черного коня, которого ему сосватал Гера Фельдштейн – уж у кого он его перекупил, понять было невозможно – и вывел Мальпоста в манеж. Потом оба они пооставляли топкие следы в песке, пообтирались боками-плечами, разжевали одну на двоих подсоленную горбушку и Анпилогов, поглаживая Мальпоста по атласной щеке, пошептал ему…

Потом Мальпост стал занят. Кто-то шел к манежу, возможно, кто-то из обслуживающих конюшню девчушек – конюшни ведь всегда обслуживают низкорослые мускулистые девчушки в старых кожаных куртках – и Мальпост занялся этим. Он высвободился из рук Анпилогова, плавно отошел, правда, быстро меняя скорость движений, а затем, подойдя к цепной ограде, задрожал кожей, отнял от песка сразу два огромных черных копыта, взбрыкнул, и вдруг конец живота его, прибивавшийся к задним ногам выбрасился, отяжелился, и гигантский даже для огромного тела высокого коня отросток выпростался из кожных покровов – а извивистый оглушительный крик дополнил этот выброс.