Александр Усовский - Переход хода

Пройдя немного вниз, подполковник остановился — перед ним открылся отличный вид на бухту Золотой Рог и мост, полный рыбаков с удочками. Рыбаков было столько, что лесками, как маскировочной сетью, было затянуто все пространство от края моста до набережной. И, как видно, рыбаки стояли здесь не зря — у каждого в ведерке плескалась рыба, и не пару жалких пескарей, а много рыбы! Гончаров не представлял себе, чтобы так же изобильно стояли рыбаки на мостах Москвы-реки. Что может водиться в главной московской водной артерии, кроме химических соединений?

В бухте стояли небольшие прогулочные теплоходы, белые яхты, пузатые грузовые суда; над синей водой стремительно рассекали воздух белые чайки. Яркое солнце грело всерьез, несмотря на конец декабря. Красота! Кажется, что еще ему нужно было для того, чтобы почувствовать покой и умиротворение?

Но умиротворения он почему-то не чувствовал. Благостная картина окружающего мира натыкалась на какое-то неясное и тревожное сопротивление у него внутри. Гончаров чувствовал в душе какую-то непонятную тревогу, невнятное, едва уловимое беспокойство. Он вспомнил, как в детстве, когда они с Валеркой Шумским, пойдя за лисичками, обнаружили в лесу старую, заросшую травой-белоусом, давно не проезжую просёлочную дорогу — и у него тогда тревожно заколотилось сердце. Заброшенная дорога — это ведь всегда тайна! Они весело, наперегонки, побежали по ней — и внезапно наткнулись на заброшенное немецкое кладбище времен войны…. Был май, щебетали птицы, цвела черемуха, воздух кружил головы ароматами леса — а перед ними, за поворотом почти слившейся с окружающим лесом дороги, вдруг предстало несколько рядов покосившихся, сгнивших чёрных крестов, с ржавыми касками на них…

Гончаров попытался стряхнуть с себя вдруг нахлынувшую печаль. Что за чёрт! Надо, пожалуй, попробовать отрешится от мрачных мыслей — переключением внимания; наверное, имеет смысл для начала почистить ботинки. Тем более — чистильщики обуви сидят по всему Стамбулу с запасом щеток, средств, кремов, мазей, ваксы всех цветов и консистенций, одетые в специальную униформу — спецовка, шапочка, специальные перчатки. Да и удовольствие почистить туфли пятью разными притирками стоит всего два миллиона лир, чуть больше доллара.

Подполковник подошёл к ближайшему чистильщику, сел на высокую табуреточку, поставил правую ногу на специальную подставку — и процесс пошел. Пятнадцать минут — и ботинки выглядят лучше, чем в день своего рождения! Подполковник полюбовался на плод трудов старательного ассирийца, выдал ему оговоренные два миллиона и пятьсот тысяч лир на чай — и пошел к мосту через залив.

Пройдя в старый город, Гончаров вмиг окунулся в подлинную азиатчину. Вокруг — шум и гам, сплошной базар; работники здешнего общепита — уличных кафе-киосков — зычно и яростно выкрикивали что-то по-турецки, очевидно — названия местного фаст-фуда и прочей еды. Возле лавочек со всевозможной снедью стояли низкие табуретки, и, сидя на них — или, при желании, на парапете набережной — турецкий торговый люд поедал бутерброды, жареную рыбу, рис, макароны, салаты, запивая все свежевыжатым апельсиновым соком либо кисломолочными напитками типа айрана.

Подполковник выбрал порцию жареной барабульки со свежеиспечённым хлебом, и, пристроившись у изгиба парапета, с удовольствием позавтракал. Завтрак за три миллиона! Хорошо, что лир…. А ведь, похоже, рыбу жарят ту самую, что только что была выловлена из вод Босфора — и никто не боится её есть…. Хм…. А канализационные стоки многомиллионного города наверняка сливаются в пролив! Впрочем, похоже, постоянные течения выносят всю заразу в Мраморное море — Гончаров вспомнил, что Босфор весьма своеобразен движениями вод; тяжелая солёная вода Средиземного моря идёт в Чёрное на глубине, а менее солёные черноморские воды текут на юг поверху.

Чем дальше от центра, тем устойчивей у подполковника создавалось ощущение, что попал он в истинно восточный, азиатский город. Узкие, кривые улицы, по которым машины проезжают с трудом, а уж для того, чтобы припарковаться, нужно быть вообще ювелиром в этом деле — с точностью до миллиметра! Узенькие тротуарчики, на которых умудряются разместиться торговцы или чайные гурманы на раскладных стульчиках — подполковник не преминул по пути вглубь старого города выпить пару чашек чаю вместе со здешними завсегдатаями; чай был хорош, а учитывая декабрьский свежий ветерок с моря — то и крайне своевременен.

А вот и восточная стена старого дворца султанов, Топкапы! Ещё двести метров на юг — и начнется страна восточных сказок…. Гончаров ещё с девяносто шестого года, со времени своей не самой удачной командировки на Балканы, знал, что это место, район Султанахмет — место расположения величественных памятников двух религий.

Один из них, мечеть Султанахмет, или "Голубая мечеть", как назвали её европейцы, довольно долго была одной из самых больших и красивых в мусульманском мире, пока её не переплюнули распухшие от нефтедолларов саудиты. До восьмидесятых годов отличалась она от всех мечетей мира, поскольку у нее было шесть минаретов, тогда как в обычных мечетях их максимум четыре. Тщеславие покойного султана Ахмета надолго сделало эту мечеть самой известной в мире ислама — а "Голубой мечетью" её назвали потому, что внутри она украшена голубыми плитками. Она считается одним из величайших шедевров исламской и мировой архитектуры, хотя далеко не самой старой. Заложил её султан Ахмет I в 1609 году, строительство длилось семь лет, и было завершено в 1616 году, за год до смерти султана. Гончаров про себя улыбнулся — успел, честолюбец!

Прямо напротив предмета султанского тщеславия стоял второй (а для каждого православного — безусловно, первый) памятник церковной архитектуры раннего средневековья (строительство продолжалось пять лет — с 532 по 537 год), творение зодчих Исидора Милетского и Анфимия Тралльского — храм Святой Софии, превращенный османами в мечеть, а с 1934 года ставший музеем; стремительно секуляризировавшаяся в те годы Турция Мустафы Кемаля Ататюрка18 пошла на это, дабы не раздражать ни православных, ни мусульман, ни католиков-европейцев.

Гончаров, обойдя величественное здание старого собора, покормил голубей на площади, посидел на лавочке в небольшом скверике — и решил, что на сегодня, пожалуй, с него хватит турецких и византийских достопримечательностей. Тем более, что чувство тревоги никак не хотело покидать его, и непонятное беспокойство всё сильнее терзало его душу. Да что за чёрт?! Землетрясение, что ли, произойдет сегодня ночью? Падение метеорита? Или, как это было несколько лет назад, очередной русский танкер въедет в стамбульскую набережную? Подполковник решительно не мог понять, что его весь день беспокоит — и, в последний раз обозрев красоты Святой Софии, он, развернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагал на север, к заливу.