Александр Усовский - Переход хода

Одиссей почесал затылок.

— Если всё пройдет нормально — буду.

— А шо может пойти ненормально? Таможня в Сливене куплена с потрохами, водила в курсе, что головой за груз отвечает, машина специально на три тонны недогружена против документов, место оставлено под твои ящики…. Всё будет окей, не боись!

— Договорились. Машину нашу к часу?

— Не раньше. Тут до двенадцати рядом ресторан работает, отдыхающие могут помешать.

Одиссей и капитан пожали руку "колоритному гуцулу" и, сев в "шкоду", направились обратно, в Мукачево.

— Ну, что ты думаешь за этого контрабандиста? — Одиссея мучили некоторые сомнения, и он решил посоветоваться со своим товарищем.

— Контрабас как контрабас…. Ты учти, это люди не наши, они за бабки рубятся; а в этом деле, в контрабандном, ошибок никто никому не прощает, потому что любая ошибка — это потеря денег! Не знаю, какие дела у наших "соседей" с этой публикой, но, раз они нам их выкатили — значит, в надежности этого канала уверены.

Одиссей кивнул.

Капитан, достав из своей сумки бутылку воды — предложил:

— Водички здешней не хочешь? Тут минеральная вода, не поверишь, прямо из криничек бьет! Мы с моим водилой сегодня рано утром недалеко от Верецкого перевала прямо в лесу набрали — и до сих пор холодная, как лёд!

Одиссей глотнул родниковой воды. Ого! С такой водичкой и ангину, пожалуй, можно схватить! Но хороша, свежа немыслимо, и минерализация, по всем признакам, огого! — куда там Баден-Бадену или чешским Карловым Варам! Не умеют здешние гуцулы этаким сокровищем распорядиться — а может, просто и не хотят особо. Сегодня они здесь хозяева, а завтра, когда тут разные фирмы понастроят лечебниц и начнут с болящего западного бюргерства живую копейку выжимать — то и эти парни, пожалуй, могут оказаться чужими на своей же земле…. История известная. Ладно, Господь с ними, с гуцулами, сейчас надо свои проблемы решать.

Одиссей повернулся к своему напарнику.

— Спасибо. Слушай, а у этого Мирона — не появится фантазия пару наших ящиков зажуковать?

Капитан удивился.

— Как это? Я сам буду на перегрузке, все ящики наши пересчитаю…. Да и не в его это интересах, наши железки тырить. Я так понимаю, "соседи" ему за такие штуки живенько автокатастрофу могут устроить…

Одиссей кивнул.

— Ладно, договорились. Номер польской машины и фамилию водителя я у тебя сейчас перепишу, в Мукачево переночую — и завтра, отзвонившись Загороднему, тронусь назад. Когда эта фура должна быть в Сливене?

— По графику — тридцать первого декабря. Но груз растамаживать будут, скорее всего, числа третьего, не раньше — Новый год, как-никак.

— Ясно. Гут, тогда я завтра после обеда выеду в Сливен и буду там свои железки ждать.

Впереди показался посёлок Чинадиево и знаменитый Чинадиевский дворец, построенный бароном Перени. Одиссей вёл "шкоду" по изрядно разбитой тяжёлыми фурами трассе — и одна тревожная мысль никак не давала ему покоя. Он отгонял её от себя, пытался думать о чём-то другом, вспоминал историю замка Паланок в Мукачево, а заодно и историю жизни Ференца Ракоци — не помогало ничего. Скверная мысль пробивалась сквозь все преграды!

Жизнь Герды и детей под угрозой. И пока отвести эту угрозу его командирам и начальникам никак не удаётся …

Декабрьское утро в Стамбуле… Гончаров знал, что оно может быть ярким и солнечным, а может — холодным и туманным; ничего удивительного, переменчивое, как женщина, море всего в двух шагах от городских кварталов! Но, тем не менее, решил с утра пораньше прошвырнуться по городу — господин Сарыгюль будет только к вечеру (позвонил поздно вечером жене и предупредил о задержке, заодно убедившись, что неведомый гость из Радома — Оксана перед приездом Гончарова сообщила мужу, что к Туфану есть небольшое дело у её двоюродного брата из Польши — прибыл в Стамбул и его, Туфана, дожидается), так что время для долгой прогулки у него есть.

Решив позавтракать в городе, подполковник вышел из гостиницы, когда стрелки на часах в холле едва доползли до семи утра — ему не спалось, и как-то по-мальчишески захотелось увидеть за день как можно больше. Как будто в последний день жизни, поймал он себя на мысли — и грустно улыбнулся.

Маршрут он решил начать с Тарлябаши, проспекта, идущего параллельно Истикляль, но чуть западнее. И сразу же об этом пожалел — здесь не было туристической ухоженности главной улицы Стамбула, в булыжной мостовой узких улочек, прилегающих к этому проспекту, между камнями росла трава, а на брусчатке — мох. Народ здесь шастал вида весьма криминального, на перекрестках стояли трансвеститы жутковато-затрапезного вида, иногда пристающие к прохожим турецкого обличья — как понял подполковник, иностранных туристов они избегали; в нескольких метрах от парочки трансвеститов, расположившихся у газетного киоска, стояла полицейская машина, и молодые полицейские громко обсуждали внешность жриц (или жрецов? Вот чёрт, даже и не знаешь, как правильно сказать) любви, отпуская по их адресу солёные шуточки. Гончаров про себя порадовался, что не взял с собой никаких ценных вещей, способных привлечь внимание здешней сомнительной публики. Поменяв в одном из бесчисленных обменных бюро две бумажки с Бенджамином Франклином, он оказался владельцем какой-то совсем уж мистической суммы в двести семьдесят миллионов лир — но цены в лавочках и магазинах быстро привели его в чувство. Пятьсот тысяч за стаканчик свежевыжатого апельсинового сока! Однако…

Идти он решил вниз, к заливу Золотой Рог. Пройдя мимо здания Радио Турции, подполковник Гончаров остановился на минуту, чтобы полюбоваться на фонтаны, бьющие прямо из-под земли, точнее, из-под камней (белыми камнями была покрыта сетка, в которую стекает вода) — а заодно осторожно посмотреть назад. Слежки он не боялся, но, планируя завязать бизнес с курдским бандитом и остановившись в его отеле, мог запросто попасть в поле зрения турецкой полиции — что, безусловно, было бы крайне нежелательно…

Забавно — все дома вокруг были сплошь утыканы спутниковыми антеннами-тарелками, без какого бы то ни была намёка на упорядоченность; вместо того, чтобы скинутся на общую антенну, каждый домохозяин в Стамбуле, как видно, стремился иметь свой собственный канал информации. Полная информационная независимость! В ущерб экстерьеру улицы — но, как видно, этот момент турков заботит меньше всего…

Его и раньше удивляла эта милая патриархальность в самом центре города — в узких улочках, что соединяли проспекты, между домами, из окна в окно соседнего дома, были протянуты веревки, на которых сохло белье; как будто не в полукилометре от этой милой полудеревенской идиллии, на площади Таксим, высились дворцы пятизвездочных отелей и круглосуточно бурлила тысячеликая толпа. Гончаров в очередной раз подивился простоте здешних нравов…