Александр Усовский - Эра негодяев

— Vam valami elvamolnivaloja?

— Нем! — бодро ответил Одиссей.

Таможенник едва заметно махнул рукой — проезжай, дескать — и через несколько секунд они оказались в пределах Венгерского государства.

Когда таможенный пункт Парашшапушта оказался далеко позади, Игорь с уважением протянул:

— Ну-у-у, ты даёшь!

— В смысле?

— Ну, на ихнем языке рубишь!

— Двести слов. Больше не потянул. И то я тебе скажу, язык — не дай Господь! Двадцать шесть падежей приблизительно!

— Ого! — аж присвистнул Игорь.

— Зато — никаких родов, ни женского, ни мужского, ни среднего. И никаких времен. Все он-лайн. Суффиксальное словообразование. Короче, если захочешь выучить венгерский — лучше удавись.

— Это ж как — никаких родов?

— А вот так. И личных местоимений нет.

— А как же тогда сказать 'мой дом'?

— Хм. Да, в общем просто. 'Хаз' — это дом. Просто дом, ничейный. 'Хазам' — мой дом. 'Хазамбан' — в моем доме.

— Да-а, не дай Бог на венгерке жениться…. А все ж смотри, как тут у них границу переходить просто. Пять минут — и вся недолга. Европа!

— Не был ты на чешско-словацкой границе осенью девяносто третьего. Все с оружием, чехи на словаков и словаки на чехов как враги смотрят, машины шмонают — аж пыль столбом! Ну, то есть чехи — словацкие машины, и наоборот. Такой был, ты знаешь, накал противостояния в последнем градусе, что казалось — еще чуть-чуть, и рванет. Они тогда как раз разводились, делились на Чехию и Словакию — и, видно, у обеих сторон к оппонентам много трудных вопросов накопилось. В общем, взаимной ненависти тогда на границе было — с избытком.

— Ты откуда знаешь?

— Проезжал как раз тогда мимо. Из Берлина в Будапешт шел. А, кстати историю прикольную расскажу.

Короче, не горел у меня правый ближний. Ну, днем, пока по Чехии проезжал — а шёл я из Дрездена через Теплице и Прагу на Брно — сам понимаешь, туда-сюда, а я вечером уже к Братиславе подъезжал. Пришлось ближние зажечь. Ну, и спалили меня словацкие полицаи. Обгоняют на 'шкоде-форман', и загорается у них на заднем стекле надпись 'стоп'. Ну, я, конечно, торможу. Выходят эти кренделя, пальцем на ближний показывают — дескать, все, приехали, друг ситный, паркуй свое авто и ремонтируйся; отпустить тебя не имеем права. Ну, ты ж словацкий сегодня днем слышал, когда границу пересекали и в Ружембероке обедали?

— Слышал. Похож на украинский, такой, типа, западэнский.

— Ну вот. То есть то, что они гутарят — я понимаю. Но ехать-то мне надо! И я им говорю — дескать, дорогие товарищи, отпустите Христа ради, это мне фонарь побили проклятые чехи в Брно! Ты думаешь? Тут же отпустили, а, чтобы я в Братиславе не заблудился — минут двадцать передо мной ехали, дорогу указывали на Дьер. О как!

Дальше — больше. Проезжаю я венгерскую границу, и хатарёры — пограничники венгерские — тут же мне указывают на ближний: не горит, дескать! Пензбюнтетешт физетни! В смысле — штраф надо платить.

А я им — братцы говорю, дорогие хатарёры! Это мне проклятые словаки фару разбили, а сам я не местный, и денег у меня нет…. Покачали головами хатарёры, посокрушались над такой бесчеловечной словацкой подлостью — да и отпустили!

— Хатарёры хатарёрами, а где мы жрать будем? Уже вечереет… — Игорь искательно глянул на своего спутника.

— Да в Будапеште и поужинаем, чё уж тут…. Осталось двадцать километров где-то.

— Ну, тогда без базару! А в Будапеште куда?

— Для начала тормознем где-нибудь у киоска 'Союзпечати' — ну, то есть не знаю, как у них эта музыка называется — и купим карту Будапешта. Въезжать в город мы будем через Уйпешт, потом через район Андялфёльд. Такой, я тебе скажу, криминальный райончик, лучше там не задерживаться. Добраться нам надо до Непштадиона, для чего требуется выехать на Хунгария кёрут. Там есть гостиница одна, я как-то там пару раз останавливался. Недорого, персонал говорит по-русски, в номерах кухни — в общем, самое то. Видок там не сильно живописный, кругом — трамвайный парк — но нам там видами любоваться не будет времени. Переночуем, а утром — на склад, адрес у меня есть.

— Добро. А что это впереди? Не Будапешт?

Одиссей взглянул на темнеющие на горизонте контуры каких-то складов, заводских корпусов, оград и заборов — и уверенно подтвердил:

— Он. Причем въезжаем мы в мадьярскую столицу с самой непрезентабельной стороны.

— А что, есть другие варианты?

— Конечно! Со стороны Дьера если въезжать — но это в Буду — то сначала такие живописные коттеджики, потом современные дома многоэтажные, набережная — и сразу Дунай!

— Голубой?

— Он вообще-то грязный до ужаса, всегда серо-стального цвета. Ладно, вот и киоск. Надо карту купить и телефонную карточку. Тормози!

Одиссей вывалился из машины (все же задницу изрядно отсидел!) и, ковыляя, подошел к киоску.

— Керем Будапешт теркепе. Эш телефон карт. — Одиссей не помнил, как будет по-венгерски 'телефонная карта', но понадеялся на интернациональное значение этого понятия.

Пожилая киоскерша протянула ему свернутую карту города и запаянную в целлофан телефонную карточку.

— Меннибе кёрул а явиташ? — спросил он у продавщицы — и тут вдруг с запоздалым сожалением понял, что в спешке они не поменяли на пункте пропуска доллары на форинты. У него не было ни одного не то, что форинта — сраной монетки в двадцать филлеров на руках не имелось!

— Otszaz hatvan forint, tesek! — проворковала из своего окошка тетка. Но, не увидев движения за деньгами, она тут же насторожилась.

— Эдь перц… — он беспомощно оглянулся, надеясь на чудо — вдруг где-нибудь поблизости окажется обменник? Чуда не наблюдалось — спасительной надписи Penzvalto не было нигде.

Тётка внимательно смотрела на Одиссея, и в глазах ее он ничего хорошего для себя не видел. А, была не была! В конце концов, должны же быть у них дорожные издержки! — и с этой мыслью Одиссей положил на прилавок бумажку в десять долларов.

— Кет эзер форинт. — Пусть старуха малость наживется!

К его удивлению, киоскерша спокойно взяла бумажку, прощупала ее — а затем, пошерудив в своей кассе, выдала ему сдачу; причем, насколько он понял, пересчитав венгерские бумажки — рассчиталась она с ним честно, почти в строгом соответствии с действующим курсом.

Мда-а, однако — воспитание…

— Кёсёнем сейпен! — бросил он продавщице и тут же увидел стоящий рядом с киоском телефонный автомат.

Разорвав пластиковую упаковку, он тут же вставил карточку в приемник и набрал семизначный номер.

— Udvozlom! — голос с той стороны прозвучал четко, как будто говоривший эти слова находился от Одиссея на расстоянии протянутой руки,

— Янош?

— Bocsanat?

— Янош, приветствую, это Леваневский Александр!

— О, Саша! Привет, привет! Ты уже в Будапеште?

— Я — да, а музыка моя еще, похоже, нет. Но завтра будет стоять у ворот склада. У вас ничего не изменилось?