Александр Усовский - Эра негодяев

— То есть вы их отпустите?

— Безусловно. Занесем в картотеку, изымем предмет контрабанды, может быть, поставим запретительный штамп на въезд — но отпустить, конечно, отпустим. Нет состава преступления.

— А вот с точки зрения немецкой юстиции — очень даже есть. Мы сможем еще сегодня… нет, уже завтра утром — выслать вам запрос на экстрадицию, и у себя сможем их вдумчиво поспрошать.

— По обвинению?

— По подозрению в убийстве немецких граждан. В конце концов, у них найдены документы немецких офицеров.

— Не пройдет. По официальной версии, офицеры погибли во время тренировочного вылета.

— Ференц, вы вообще за кого?

— Я — за истину.

— Хм… Ладно, предположим. Но ведь мы вовсе не обязаны говорить всю правду этим задержанным?

— Не обязаны.

— Ну, так мы их запугаем!

Старший советник Молнар скептически посмотрел на фрау Шуман, покачал головой, вздохнул.

— Что это вы вздыхаете так вызывающе, Ференц?

— Сейчас вы все поймете сами, милая Юля…. А вот и задержанные!

В кабинет Молнара вошел офицер в форме полиции, вместе с ним — двое в штатском; за ними, закованные в наручники, вошли двое молодых мужчин славянской внешности, в потрепанной одежде, в новых, но изрядно грязных кожаных куртках.

— Ференц, скажите охранникам, чтобы подождали за дверями.

Один из задержанных с удивлением взглянул на молодую женщину, властно распоряжающуюся в кабинете венгерской Службы национальной безопасности, и при этом говорящей на хорошем русском языке.

Охранники вышли. Фрау Шуман обратилась к арестантам:

— Прошу вас, господа, проходите, садитесь. Мне нужно с вами побеседовать.

— А нам — нет. — Один из задержанных дерзко посмотрел в глаза фрау Шуман и повторил: — Нам нет нужды с вами разговаривать. Мы требуем консула России!

— У вас белорусские паспорта. — Мягко напомнил грубияну советник Молнар.

— В условиях отсутствия в данной стране представителя белорусских дипломатических служб — обязанности по защите прав белорусов несут представители российского дипломатического представительства, — как по-писаному, изложил все тот же дерзкий тип.

Второй задержанный рассудительно добавил:

— Вам что, лишние проблемы нужны? В железа нас заковали, сторожат, как преступников… Короче, давайте консула, и будем закругляться. Нам вам сказать нечего.

— А вы знаете, что я здесь представляю власти Федеративной Республики? — в запале бросила фрау Шуман.

— Вы здесь, дамочка, представляете дешевый спектакль, 'А вот мы вас сейчас атата по попе!' называется. И больше ничего. Вы хоть знаете, что значат венгерские визы в наших паспортах? Это значит, что мы вверяем себя попечению венгерских властей, а они, в свою очередь — гарантируют нам безопасность пребывания в их стране. Венские протоколы надо было бы вам почитать…

— Мы можем выдвинуть против вас обвинение в убийстве немецких граждан! — уже менее решительно, но все еще напористо продолжила фрау Шуман.

— Это обвинение невозможно доказать, и вы это знаете лучше меня. В общем, так. Или мы через час разговариваем с консулом — или через десять — или сколько нам там намерят по факту фальшивой контрабанды? — суток мы разговариваем со здешним прокурором. Нам торопится некуда, мы можем и в Будапеште пожить, пока дело наше будет слушаться. Оно вам надо? Ведь всплывет много чего интересного…

В кабинете повисла гнетущая тишина.

Молнар откашлялся, осмотрел свой кабинет, и неожиданно спросил:

— Тогда, может быть, чайку?

Все трое участников недавней перепалки уставились на него с недоумением.

— Я спрашиваю — чаю кто-нибудь желает? У меня и сушки есть. Московские! — похвалился хозяин кабинета.

Задержанные переглянулись, затем напористый чуть кивнул рассудительному. Тот кивнул головой:

— Можно. Только железа снимите.

Молнар вышел в коридор, вернулся с чайником и офицером полиции. Тот, бормоча себе под нос какие-то ругательства, снял с задержанных наручники и в нерешительности застыл у двери.

— Minden jot! Viszontlatasra! — вежливо выпроводил полицейского Молнар.

Тот буркнул что-то недовольно и вышел.

— Послушайте, господа, я понимаю ваше возмущение, но и вы должны понимать — у южных рубежей Венгрии идет миротворческая операция…

— Агрессия, если быть точным, — перебил старшего советника напористый задержанный.

— Не важно; в конце концов, это все лишь вопрос терминов. Вас задержали с грузом, который является обломками потерянного немецкой авиацией истребителя-бомбардировщика…

— Не потерянного, а сбитого! — Опять перебил все тот же напористый.

— Хорошо, сбитого бомбардировщика 'торнадо'. Кроме того, у вас на руках были документы погибших летчиков…

— Не на руках, а в машине. И отпечатков наших пальцев на этих документах обнаружено не было — как ваши коллеги в Капошваре ни старались! — торжествующе объявил второй задержанный, поспокойнее.

— Пожалуйста, дайте мне договорить. Здесь присутствует фрау Шуман, представитель специальных служб Федеративной Республики. Мы вызвали ее именно потому, что дело касается офицеров и имущества ее страны. Если вы расскажете все, что вы знаете о судьбе экипажа, то …

— То ни хрена мы тебе не расскажем. Нет у вас против нас никаких аргументов, никаких доказательств. Железяки вы у нас заберете, паспорта попортите — на это вы мастаки. А больше — хренушки! Зови консула! Бомбить беззащитных вы все мастера…

Тут фрау Шуман встала, прошлась по кабинету; затем, волнуясь, обратилась к задержанным:

— Ребята, я вас ни в чем не хочу обвинять. Но поймите меня просто по-человечески — эти летчики мои соотечественники, подполковник Геннеке — вообще мой земляк, из Саксонии. Мне очень важно узнать, что с ними! Да, они бомбили сербские военные объекты; наверное, в ваших глазах они преступники. Но поймите, они всего лишь солдаты! Они выполняли приказ! Они такие же солдаты, как и вы! Да-да, можете не делать круглые глаза, я уверена, что вы тоже выполняете приказ своего командования — но в данный момент я готова не придавать этому никакого значения. Еще раз прошу вас — просто по-человечески войдите в положение родственников этих офицеров! Неужели их матери, их жены должны мучаться неведением, не спать ночами, просыпаться от малейшего шороха — только потому, что вы решили по каким-то, нам неведомым соображениям, скрыть правду об этом самолете?

Задержанные молча выпили чай, похрустели сушками. Затем тот, что был понапористее, сказал глухо:

— Ладно. Если без протокола, чисто по-человечески…. В общем, подполковник жив. В Нише, в госпитале военном лежит — при катапультировании ему куском обшивки перебило сухожилия на правой ноге. Ничего, в общем, страшного, ногу ему врачи спасли, ходить будет. Не знаю, правда, как насчет летать…. Со штурманом похуже. Штурман погиб. Похоронен возле деревни Нетуница, в семи верстах на юг от Крагуеваца, местные в курсе. Больше ничего не спрашивайте.