Альфред Бестер - Тигр. Тигр!

В лабиринте сна Чарлз Г рэнвилл равнодушно внемлет стучащимся в его мозг голосам.

— Прошу прощения. Это в высшей степени странно. Кто это там упомянул мое имя? Я Грэнвилл. Доктор Чарлз Грэнвилл. — Он смеется внезапно родившейся во сне глупой шутке: — Доктор Грэнвилл, пройдите в хирургию для диагностики двухголового пациента.

Старр настойчив:

— Грэнвилл, нельзя болтаться между двумя пространствами. Иди к нам, в аверсную вселенную.

В зыбкую мглу, в клубящийся туман, звучащий точно электрические помехи, пробивается чей-то шаг, голоса зовут, рождая живое эхо, рисуя символы, простые и понятные, как дорожные знаки. Это шипучая электрическая пена, и в ней плавает золотая рыбка, зовущая по имени.

«Но как рыбы могут говорить? — размышляет Грэнвилл. — Вот плавать — это нормально, это в природе вещей. Плавать — это для них правильно».

Его немой голос беззвучно напевает: «Птицам положено в небе летать, рыбам положено плавать в воде… Эге, отличная тема для песни. Да я настоящий композитор!»

— Старр, он пытается создать для себя отдельную безумную реальность.

— Не беда, лишь бы это привело его к нам. Пусть кто-нибудь из вас проверит, не воздействует ли на него из реверса Ковен.

В глубинах великой пустоты раздается неторопливый бой колоколов.

— Вы слышите?

— Колокол?

— Да. Это Ковен.

— Грэнвилл, — настойчиво зовет Старр, — иди сюда. К нам, в аверс.

Колокол бьет все чаще и звонче. Голоса вокруг Грэнвилл а смешиваются.

— Слушай нас, Грэнвилл! Не надо просыпаться! Не гони от себя сон, ведь это и есть твоя реальность.

Чья-то ладонь трясет спящего за плечо.

Звон не прекращается.

Голоса пропадают, но появляется новый:

— Грэнвилл! Грэнвилл! Чарли, а ну-ка, вставай. Срочный выезд, не слышишь, что ли?

Грэнвилл возится на кушетке, пытается нырнуть обратно в дрему и вновь увидеть «свою реальность».

— Угомоните золотую рыбку, — бормочет он.

— Силы небесные! — восклицает рыжеволосый парень в футболке и белых парусиновых брюках. — Ну ты и силен подушку давить! Просыпайся, приятель. Это окружная больница, и у нас вызов по «скорой». И поедешь ты, твоя очередь.

Грэнвилл открывает глаза и видит тусклые белые стены дежурки.

— Ладно-ладно, Гарднер. Мозг еще спит, но тело в сознании.

— Сейчас проверим.

— Да выруби ты звонок! Который час?

Гарднер с сомнением смотрит на него, затем подходит к стене, нажимает на выключатель. Трезвон прекращается.

— Шесть утра.

— Шесть! О господи… Убийство?

— Нет, авария на дороге. Угол Брод и Гроув. Давай. Вставай же! Одевайся, машина ждет. И не забудь сделать умное лицо, доктор.

— Удивительные дела, коллега. Мне сейчас такая чертовщина снилась!.. Будто я завис между двумя пространствами, причем я сам — в аквариуме, и ко мне пристает золотая рыбка.

— Ботинок не забудь. И второй тоже.

— А еще я сочинил хитовую песню… вот только забыл о чем. Между прочим, меня зазывали к себе какие-то люди, они контролируют звездные пространства и соперничают друг с другом… Звездные? Вообще-то никаких звезд там не было [147] Старр (Starr) — созвучно star (англ. звезда). (Примеч. перев.) .

Гарднер нетерпеливо машет рукой:

— Чарли, попрошу на выход. Это не шутки, там беднягу грузовиком сшибло.

Опухшие со сна глаза Грэнвилла обшаривают помещение в поисках чемоданчика с врачебными принадлежностями:

— Где мое барахло?

— Да вот же!

— Почему вызывают нас, а не бригаду из «Мемориала» или «Святого Августина»? Он что, из наших пациентов?

— Нет, но с места аварии позвонил полицейский, сказал, что пострадавший желает иметь дело именно с нами. Ну, я и согласился. Хотя фамилия Ковен в нашем списке не значится.

Грэнвилл замирает:

— Ковен?

— А что? Твой приятель?

— Нет. Но, похоже, он из моего кошмара.

— Издеваешься?

— Если бы! Клянусь, та золотая рыбка предостерегала насчет какого-то Ковена и честила его на все корки.

— И этот малый решил сделать твой дурацкий сон явью и ради этого даже подставился под грузовик?! Да я просто фамилию вслух произнес, когда принимал вызов, а ты услышал. — Гарднер отворяет дверь и подталкивает Грэнвилла в проем: — Давай иди уже… Флоренс Найтингейл [148] Флоренс Найтингейл (1820–1910) — знаменитая английская сестра милосердия и общественный деятель. (Примеч. ред.) . Может, еще успеешь спросить у мистера Ковена, что его заставило выскочить из твоего кошмара прямо под машину.

В гараже было темно и тихо, эхо от стука каблуков Грэнвилла перекрывало урчание движка «скорой». Водитель Эдди хмуро посмотрел на подбежавшего интерна.

— Поторапливайтесь, док, поторапливайтесь. Я уже целых пять минут жду. За пять минут Новый Завет написать можно.

— Извини, Эдди, задержался.

Двигатель взревел, машина рванула с места. Эдди развернулся в профиль, в таком ракурсе казалось, что его лицо вырубили топором, и завел дорожный разговор:

— И что же вас задержало, можно поинтересоваться?

— Сон.

— Да ну, док!

— Честное скаутское.

— Поди, опять эфира нанюхались, — поцокал языком Эдди, — Стыдно, док. Почему вы сами не практикуете того, что проповедуете?

Улицы уже заполнились утренним потоком машин. Эдди врубил сирену и повысил голос до пригодного для беседы рева.

— Так вроде вы, доктора-медики, книжки написали специальные, чтобы людям ничего не снилось. Психоанализ и все такое. Супротив своей профессии идете, нет?

— Эдди, а у тебя сны бывают?

— Каждую ночь.

— Что-нибудь реальное снится?

— Да сколько угодно.

— Такое, что и не скажешь, на самом деле это было или нет?

— Док, да кто же знает, что было на самом деле? — Эдди рывком вписал тяжелую «скорую» в поворот, и она ловко засновала между другими машинами, пробираясь к пересечению с Гроув.

— О господи! — воскликнул шофер. — Прямо красный ковер.

На перекрестке улиц косо замер грузовик, вокруг переднего бампера — алая лужа. Вокруг полукругом толпились зеваки, их раздраженно увещевал субтильный человек с нездоровым цветом лица и редеющей шевелюрой:

— Проходите, не задерживайтесь! Вам тут не театр. Неужели с утра заняться нечем? Острых ощущений захотелось? Шли бы лучше завтракать…

Грэнвилл, помахивая чемоданом, как дубинкой, проложил себе путь в толпе.

— Я доктор Грэнвилл из окружной больницы. Кто тут старший?

Субтильный посмотрел на него мутными голубыми глазами.

— Я, док. Детектив Симмонс. Когда это случилось, я проезжал мимо… ну и занялся. А это ваш пациент, вернее, то, что от него осталось.

Грэнвилл опустился на колени рядом с пострадавшим. На прижатом к асфальту лице застыла странная улыбка. Черные волосы тронуты сединой. В облике — нечто напоминающее о распутном цезаре. На теле живого места нет.