Альбер Робида - Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Невѣста Жоржа Лорриса до такой степени пріобрѣла довѣріе и любовь будущей своей свекрови, что подъ конецъ проникла въ это святилище и ознакомилась сь работами, мысль о которыхъ приводила ее до тѣхъ поръ почти въ такой-же трепетъ, какой вызывали у нея обширныя научныя соображенія Филоксена Лорриса. Однажды г-жа Лоррисъ таинственно привела ее въ маленькую комнатку, которую великій ученый называлъ научнымъ рабочимъ кабинетомъ своей супруги.

Это была небольшая веселенькая зала, убранная множествомъ цвѣтущихъ и декоративныхъ растеній и прицѣпленная, словно стеклянный павильонъ на выдающемся углу параднаго фасада, откуда открывался великолѣпный видъ на паркъ и на безбрежное море крышъ и монументовъ французской столицы.

— Видите, какъ велико мое довѣріе къ вамъ, милая Эстелла, — сказала г-жа Лоррисъ. — Я открою вамъ завѣтную свою тайну. Мнѣ кажется, что вы не совсѣмъ еще обратились въ инженера и будете въ состояніи меня понять.

— Увы, сударыня! Я къ величайшему моему прискорбію и несмотря на всѣ мои усилія оказываюсь такимъ плохимъ инженеромъ, что г-нъ Филоксенъ Лоррисъ постоянно упрекаетъ меня за это…

— Тѣмъ лучше, милочка! Это радуетъ меня отъ души и даетъ мнѣ смѣлость открыть вамъ завѣтную тайну… Я запираюсь здѣсь для того…

— Чтобъ размышлять о вашемъ серьезномъ философскомъ трудѣ, о которомъ г-нъ Лоррисъ разсказывалъ какъ-то на-дняхъ нѣсколъкимъ членамъ Академіи Наукъ…

— Неужели онъ позволилъ себѣ такую нескромность?

— Г-нъ Лоррисъ не вдавался въ подробныя объясненія и объявилъ только, что вашъ трудъ подвигается впередъ…

— Вотъ онъ мой серьезный философскій трудъ! Можете любоваться имъ сами! — воскликнула г-жа Лоррисъ, покатываясь со смѣху.

Изумленная Эстелла увидѣла натянутую на пяльцы канву, на которой будущая ея свекровь вышивала шелками и гарусомъ. Возлѣ пялецъ стоялъ изящный рабочій столикъ, на которомъ лежали, среди груды модныхъ журналовъ, нѣсколько хорошенькихъ, оконченныхъ уже вышивокъ гладью.

— Видите-ли, я запираюсь здѣсь, чтобъ работать надъ этими бездѣлушками, пристрастіе къ которымъ должна тщательно скрывать отъ многоученыхъ моихъ пріятельницъ, подвизающихся на аренѣ политической дѣятельности, или украсившихъ себя дипломами инженеровъ и докторовъ по всевозможнымъ отраслямъ знанія. Чтожь дѣлать, если мое легкомысліе упорствуетъ въ своей борьбѣ противъ тираніи мужа и научныхъ его теорій, являющихся воплощеніемъ нашего ученаго и политехническаго вѣка!.. He угодно-ли будетъ и вамъ присоединиться къ моему протесту?

— Съ величайшимъ удовольствіемъ! Еще-бы не присоединиться!.. Богъ съ ней съ лабораторіей! Я предпочитаю остаться здѣсь съ вами! — воскликнула обрадованная Эстелла.

Съ тѣхъ поръ Филоксену Лоррису почти не приходилось уже видѣться съ молодой дѣвушкой, такъ что онъ началъ совершенно забывать объ ея существованіи. Жоржъ имѣлъ однажды случай въ этомъ убѣдиться. Какъ-то разъ, въ промежутокъ между утренними работами въ лабораторіи сгущенныхъ міазмовъ и вечерними засѣданіями въ организаціонномъ комитетѣ новаго боевого медицинскаго корпуса, великій Филоксепъ счелъ возможнымъ посвятить нѣсколько минутъ исполненію своихъ обязанностей отца семейства.

— Кстати, въ какомъ положеніи твоя женитьба? — спросилъ онъ у сына. — Я хорошенько не помню, какъ мы съ тобою на этотъ счетъ уговорились? Зачѣмъ теперь у васъ дѣло стало?

— Единственно только за соблюденіемъ установленныхъ закономъ формальностей, — отвѣчалъ Жоржъ. — Вамъ, папаша, остается лишь назначить день…

— Прекрасно, жаль только, что я такъ сильно занятъ!.. Передай-ка мнѣ записную книжку!.. Ну, чтожь? Развѣ въ будущій четвергъ? Нѣтъ, впрочемъ! Надо вѣдь, чтобъ прошла недѣля между оглашеніемъ и свадьбой… Придется, значитъ, отложить до субботы! У меня остается тогда какъ разъ свободный часъ около полудня. Напомни фонокалендарю у моего изголовья о томъ, что въ субботу двадцать седьмого состоится бракосочетаніе Жоржа… Кстати, чортъ возьми! — съ которой-же изъ двухъ?

— Я, признаться, не понимаю вашего вопроса.

— Я спрашиваю, на комъ-же именно ты женишься: на дѣвицѣ Бардо, — докторѣ всѣхъ наукъ, или же дѣвицѣ Купаръ, — сенаторѣ Сартскаго департамента… Надо признаться, любезнѣйшій сынокъ, что со мной за послѣднее время случались припадки разсѣянности… Я положительно иду уже подъ-гору, другъ мой!.. Вообрази себѣ, что мнѣ зачастую приходилось встрѣчаться съ обѣими этими дѣвицами въ засѣданіяхъ комитета. Разъ какъ-то я сдѣлалъ отъ твоего имени предложеніе докторшѣ Бардо, а два дня спустя, по совершенно непонятной для меня забывчивости, сдѣлалъ совершенно такое-же предложеніе и сенаторшѣ… Боюсь, чтобы изъ этого не вышли теперь для меня серьезныя затрудненія и непріятности!

Для тебя-то разумѣется получается самая выгодная комбинація… Ты, счастливчикъ, можешь теперь выбрать себѣ любую изъ двухъ!.. Обѣ, видишь-ли, безотлагательно изъявили свое согласіе. Онѣ вѣдь дѣвицы серьезныя и считаютъ совершенно неумѣстнымъ тратить по пустому свое собственное и чужое время… На которой-же изъ двухъ окончательно останавливаешь ты свой выборъ?

— Ни на которой! — воскликнулъ Жоржъ, съ трудомъ лишь удерживаясь отъ смѣха. — Разсѣянность у васъ, папаша, оказывается не въ примѣръ сильнѣе, чѣмъ вы сами подозрѣвали. Вы совершенно забыли о третьей дѣвицѣ, которая объявлена уже моей невѣстой, а между тѣмъ на ней-то именно я и женюсь!

— Кто-же она такая, чортъ возьми?

— Эстелла Лакомбъ.

— Ай! — эта молоденькая барышня, — насквозь еще проникнутая легкомысліемъ минувшихъ вѣковъ!.. Признаться, я совершенно о ней не думалъ, считая тебя окончательно выздоровѣвшимъ отъ столь нелѣпаго увлеченія!.. Впрочемъ, теперь мнѣ некогда. Мы еще успѣемъ съ тобой переговорить и какъ-нибудь уладимъ дѣло… До свиданія!

Въ субботу двадцать седьмаго числа фонокалендарь напомнилъ Филоксену Лоррису, что день, назначенный для бракосочетанія его сына, наступилъ. Экая, подумаешь, напасть! Утромъ надо было произвести въ лабораторіи цѣлый рядъ весьма важныхъ опытовъ надъ сгущенными міазмами, а вечеромъ предстояло въ комитетѣ чрезвычайное засѣданіе!.. Филоксенъ Лоррисъ поспѣшпо одѣлся и спросилъ по телефону у сына:

— На которой-же изъ невѣстъ разсчитываешь ты жениться, другъ мой?

— Разумѣется, на Эстеллѣ Лакомбъ.

— Такъ это, значитъ, у тебя рѣшено?

— Рѣшено и подписано. Приглашенія на свадьбу разосланы, и мамаша уже одѣвается…

— Мнѣ некогда съ тобою спорить… тѣмъ болѣе, что ты непростительно упрямишься!.. Пусть будетъ по твоему, другъ мой! Предупреждаю тебя, однако, въ послѣдній разъ, что твои потомки наврядъ-ли окажутся сильными въ математическихъ наукахъ.