Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08

— Вон как? Черт. — Маккенна подождал и спросил: — Вчера тоже?

— Без понятия.

— Чего они там ночью забыли? Рыбалят?

Вскинутые брови, вздернутые плечи:

— Мое дело сторона.

— Питском работает с центавриями?

— Не напрямую. У них есть десятник, или вроде того, здоровый амбал, фамилия Даррер. Набирает людей для центавриев, ежели надо.

— Работа постоянная?

Большой глоток пива.

— От случая к случаю. Говорят, бешеные бабки.

Тут Маккенне пришлось сбавить обороты. Лицо его собеседника закрывалось, как бутон, в стиснутых губах читалось подозрение. Вечным камнем преткновения для Маккенны было стремление выжать из человека информацию, о чем знала вся округа, но до «Правильного места», как видно, эти слухи пока не дошли. Когда-то один подозреваемый обозвал его «шибко любопытным». Святая правда; и все равно тот подозреваемый огреб свои полтора червонца в местах не столь отдаленных.

Он осадил назад и разводил тары-бары о футболе, пока мужик не представился: Фред Годвин. И вдруг Маккенне несказанно повезло (о чем сразу никто бы не догадался) — к ним подвалила бабенка по имени Ирен, поставить обоих в известность, что слыхала и про труп, и вообще, так что готова поделиться своими соображениями.

Беда с выуживанием сведений одна — мешают. Ощущение такое, словно с крючка срывается рыба, причем ясно, что она никогда больше не клюнет на вашу приманку. Ирен распиналась: и случай-де безусловно трагический, и ей ли не понимать, как все подавлены. Это было ясно без слов, но только Ирен приспичило выговориться. Ее сорок с гаком лет во весь опор летели к пятидесяти, и на блестящих, золотых каблучищах она держалась без особой уверенности.

— Взгляните на это так, — проникновенно молвила она, и уголки ее губ печально поникли, а возведенные горе очи утонули в морщинках и складочках. — Итан был молод, а значит, хоть ангел и вознес его на своих крылах в Град Небесный, Итан — кладезь неосуществленного. Понимаете? Сойдя у Престола Господня, он не познает истинных сожалений. Не успеет. Иная жизнь поманит Итана еще в расцвете сил, пока он не помнит старости. Ни хлопот с докторами и лекарствами, ни страха, ни хворей. Никаких засад на пути к Вечному Блаженству.

Маккенна отчетливо расслышал заглавные буквы. Годвин, похоже, дожидался подходящего момента, чтобы сбежать. Значит, настало время угостить его пивом, что Маккенна и сделал. Желая и дальше направлять беседу или, возможно, напрашиваясь на приглашение посидеть с ними, Ирен по собственной инициативе добавила, что будто бы в ночь перед тем, как тело Итана выкинуло на берег, он ушел в море на «Пшике». Вот оно!

Пиво Годвину Маккенна все-таки поставил.

На подъезде к северным окраинам Мобила винные магазины предлагают покупателю односолодовое виски тридцати-, а то и пятидесятилетней выдержки, а в продуктовых найдется и йогурт из козьего молока, и пяток сортов орегано, и кофе из стран, о которых вы слыхом не слыхали. Все это можно отпробовать тут же, в кофейнях, под музыку Гайдна и, пожалуй, просматривая в свежем номере «Нью-Йоркера» обзор артхаусного кино.

Но южнее на побережье в ответ на верный вопрос на прилавок выставят «Джим Бим», из приправ на полках будет только соль с перцем (перца обычно море, в угоду вкусам кажунов), а кофе продают в жестянках. Там, где отоваривался Маккенна, обходились еще и без музыки — к его искренней благодарности. Учитывая, что это могло быть.

Он взял бутылку хорошего калифорнийского красного (смыть вкус выпитой гадости) и приехал к пристани, где швартовался «Пшик». Из багажника Маккенна достал удочку, снасти, наживку и довольно скоро забросил блесну к широким листьям кувшинок в ближней протоке. И лениво повел обратно — пусть темная вода привыкнет, распробует. В приступе профессиональной суровости хорошее калифорнийское красное он оставил в машине.

Сколоченная из вагонки хибара возле причала была серая, с потеками ржавчины под шляпками гвоздей, с крыльцом, просевшим вопреки истовой поддержке шлакоблоков, приподнимавших его над сырым песком. За хибарой, почти вплотную к ней, стоял большой алюминиевый лодочный сарай, но свет там не горел. Маккенна заключил, что в сарае, должно быть, чересчур неуютно, и верно, невнятный говор долетал только из хибары. Сквозь стены проник взрыв сиплого смеха.

Вечерело. Старая реклама «Доктора Пеппера» почти растворилась во мгле, но еще видны были дырочки, оставленные дробью. Подрастающее поколение хлебом не корми, дай пострелять.

Ночная рыбалка, признаться, пустая затея, но над мерцающим заливом всходил месяц, похожий на желтую кошачью улыбку, а согласно поверью луна привлекала рыбу. Заря-обманка — растолковал ему в незапамятные времена один старый рыбак и, возможно, не погрешил против истины. Вообще же Маккенне просто требовался предлог, поэтому он сидел и ждал. В багажнике Маккенна постоянно держал червей в запотевшей глиняной бадейке. Так, может быть, сегодня ночью оправдает себя хотя бы это, если не наружка?

Команда «Пшика» вытаскивала на причал снаряжение для ночного рейса. На судне всегда найдется работа, знал Маккенна, в юные годы не раз выходивший в море, но эти парни колупались что-то долгонько.

Маккенна давно оценил достоинства засады. Он устроился примерно в ста метрах от причала, и обычный бинокль доложил ему обо всем, что требовалось знать, а на случай, если понадобятся подробности, прилагался ИК-фильтр. Отблескивали в янтарном свете луны, убегая на юг вдоль излучины бухты, жестяные крыши садовых домишек. Благоухали во мраке ночные цветы, поодаль сухо шуршал бамбук, словно что-то нашептывал Маккенне.

Потом, ревя мотором, подъехал большой фургон. Вылезли двое мужчин, за ними — женщина. Одетые в черное, они сноровисто взялись выгружать из кузова какие-то причиндалы. Неувязочка!

Группа направилась к причалу, Мерв Питском порысил им навстречу. Капитана «Пшика» Маккенна узнал благодаря факсу из Центральной городской библиотеки Мобила, принятому прямо в машине после ухода из ресторана. В последнее время машина успешно заменяла Маккенне отведенный ему в конторе письменный стол: спасибо кудеснице-электронике.

Троица вместе с Питскомом, о чем-то переговариваясь, вернулась к фургону. Питском отодвинул боковую дверь, и все попятились. Показался темный силуэт — крупный, медлительный. Федералы встретили его молчанием, очень напоминавшим почтительное.

Маккенна замер. Он сразу понял: перед ним центаврий. Руки пришельца едва заметно качались, словно под тяжестью мускулатуры. Диковинно причлененные предплечья свободно пробалтывались в локтях назад, как маятник. В воде это наверняка полезно, сообразил Маккенна. Предплечье конически суживалось книзу, переходя в плоскую четырехпалую кисть, способную, насколько понял детектив, менять форму, превращаясь в подобие лопасти весла.