Федор Кандыба - Горячая земля

Валентина сидела так тихо, что Марина успела совсем забыть о ней. Но через полчаса Валентине пришлось напомнить о себе. Самолет не станет ее ждать. До его отлета оставалось немногим больше часа: время, которым она располагала, истекало.

Валентина поднялась и подошла к столу секретарши.

— Я очень тороплюсь, — сказала она. — Может быть, вы могли бы на одну минуту вызвать Дружинина с заседания? Я сегодня улетаю на Дальний Восток, у меня остается очень мало времени…

— Никак не могу этого сделать. Я не имею права мешать заседанию Ученого совета. Подождите еще немного, оно должно скоро окончиться, — ответила Марина.

— В таком случае, я все же попрошу вас дать знать Дружинину, что его ждет доктор Чаплина, которая сейчас улетает на Дальний Восток. Как вы это сделаете — это уже ваше дело, — тоном, не допускающим возражений, сказала посетительница.

Марина почувствовала себя задетой этим категорическим тоном, но все же была принуждена направиться в зал заседаний.

Дружинин что-то с жаром говорил о тепловой завесе и не заметил, как приоткрылась дверь и в зал просунулась голова Марины.

Марина быстро окинула взором всех сидевших в зале и проскользнула к Дружинину.

— Алексей Алексеевич… — нерешительно прошептала она, — вас хотят видеть…

Дружинин, увлеченный спором с Хургиным, не расслышал ее. Люся Климова обернулась к Марине и испуганно замахала на нее руками.

— После, после!.. — проговорила она.

Марина пожала плечами и вышла из комнаты.

После этого она еще постояла немного за дверью, дожидаясь, пока Дружинин кончит говорить. Но Дружинин продолжал свою речь, и Марина решила, что не будет большой беды, если она поступит с этой женщиной так, как довольно часто поступают секретари со слишком настойчивыми посетителями.

Она вернулась в приемную и, разведя руками, подошла к Валентине.

— Ничего не выходит, — сказала Марина. — Заседание затягивается, он не может к вам выйти.

— А вы передали ему, что его ждет доктор Чаплина?

— Как же!

— И что он ответил?

— Он просит вас извинить его и зайти в субботу в конце дня или еще лучше в понедельник от девяти до одиннадцати, в его приемные часы. Вы знаете, он так занят, так занят…

— Всего хорошего! — бросила Валентина и, не дослушав объяснений секретарши, направилась к выходу.

Выйдя из приемной, она увидела в конце коридора Дружинина. Он выходил из дверей зала заседаний, продолжая разговор с группой членов Ученого совета: очевидно, заседание только что окончилось.

Но Валентина отвернулась от Дружинина. Она уже не хотела его видеть. Говорить с ним теперь не о чем: все ясно и так.

Валентина не стала дожидаться лифта. Она быстро побежала вниз по лестнице, наклонив голову, чтобы никто не увидел ее лица.

Вскоре после того, как Дружинин, все еще разгоряченный спором о тепловой завесе, вернулся к себе в кабинет, раздался телефонный звонок.

Дружинин поднял трубку и услышал голос Казакова:

— Валентина еще у тебя?

— Нет, — ответил удивленный Дружинин.

— А почему ты не проводил ее на аэродром? Она тебе говорила, что сегодня летит на Дальний Восток с хабаровским самолетом?

— Ничего не знаю. Она у меня не была, — растерянно сказал Дружинин.

— А ты узнай лучше, — сказал Казаков. — Она собиралась обязательно повидаться с тобой перед отъездом. Ведь она, возможно, уедет на два года в Чехословакию… Вероятно, она была у тебя, но не застала.

— Но я никуда не уходил. Извините, я после позвоню…

Дружинин положил трубку и вызвал Марину.

— Меня кто-нибудь спрашивал, пока я был на заседании? — спросил он грозно.

— Да, вас хотела видеть по личному делу какая-то женщина. Я предложила ей зайти к вам в субботу или в понедельник.

— Где же она? — рявкнул Дружинин так, что Марина вздрогнула.

— Не знаю. Повернулась и ушла. Я пыталась сказать вам о ней… Не могла же я прерывать из-за нее заседание Ученого совета! — Марина обиженно пожала плечами.

— Но записку-то могли мне передать? — проворчал Дружинин. — Я вам этого не прощу. Вызовите машину сейчас же! — И он выбежал из комнаты.

Марина дрожащими руками схватила телефонную трубку.

— На аэродром что есть духу! — крикнул Дружинин, вскакивая в машину.

Автомобиль рванулся вперед, но тут же остановился перед красным огнем светофора. На следующем перекрестке повторилось то же самое: светофоры издевательски подмигивали красным глазом, словно задались целью задержать автомобиль. Дружинин скрипел зубами, шофера от напряжения бросало в пот.

Наконец машина выбралась на шоссе и помчалась так, что дома, столбы и деревья по бокам дороги слились в сплошную серо-зеленую ленту, прыгающую перед глазами Дружинина.

Вот, наконец, аэродром.

Дружинин подбежал к окошку дежурного.

— Когда отходит самолет на Хабаровск?

— Через семь минут. Пассажиры уже на старте. — ответил дежурный.

Дружинин помчался к выходу на летное поле, но натолкнулся на контролера, потребовавшего перронный билет. Пока Дружинин объяснялся с контролером и взял перронный билет, прошло еще четыре минуты.

Когда он, наконец, выбежал на летное поле, пассажиры уже сидели в самолете и пропеллеры вертелись.

Затем самолет двинулся с места и, тяжело переваливаясь, пополз к взлетной дорожке. Дружинин бросился наперерез самолету, но напрасно.

Машина вышла на широкую и ровную, как стрела, взлетную дорожку. Моторы взревели еще сильнее. Машина побежала все быстрее и быстрее и плавно поднялась в воздух.

Дружинину показалось, что в одном из окошечек самолета промелькнуло бледное лицо и светлые волосы Валентины.

Не было дня в течение этих трех лет, чтобы он не думал о ней и не мечтал о том часе, когда она придет. Его мечта исполнилась. И вот что из этого вышло…

«До чего же глупо получилось!», думал Дружинин, глядя вслед самолету, расплывавшемуся в синем прозрачном небе легкой темной точкой.

Парень, с которым познакомился Темген в бухте Рыбачьего поселка, носил в Донбассе кличку Рыжего Чорта. Это прозвище было отнюдь не оскорбительным, скорее ласковым. Оно даже льстило Щупаку.

Его окрестили так за густые волосы цвета, обычно называемого огненным, за лихость, проворство и какую-то особенную хватку в любом деле, за которое он брался.

В работе он был горяч до отчаянности, решителен и удачлив. У него часто получалось то, что никогда не вышло бы у другого.

В Донбассе он был известен как отличный подрывник и считался редким мастером этого дела. Об осуществленных Щупаком взрывах на выброс и вскрытиях пластов в карьерах писали в газетах и рассказывали по всему Донбассу.

Он получал письма от незнакомых людей.